ИОАНН КРОНШТАДТСКИЙ Уроки Евангельской любви

лачугах, а то и в землянках, шаталась по улицам, попрошайничала и пьянствовала. Сближение с этой средой у молодого священника началось преимущественно через детей. Сохранился очень характерный рассказ одного ремесленника.

«Прихожу раз не очень пьяный. Вижу, какой-то молодой батюшка сидит и на руках сынишку держит и что-то ему ласково говорит. Я было ругаться хотел, вот, мол, шляются тут всякие. Да глаза батюшки, ласковые да серьезные, меня остановили. Стыдно стало. Опустил я глаза, а он смотрит, прямо в душу смотрит... Начал говорить. Не сумею я передать все, что он говорил. Говорил, что у меня в каморке рай, потому что там, где дети, там всегда тепло и хорошо, и о том, что этот рай не нужно менять на чад кабацкий. Не винил он меня, нет, все оправдывал, только мне было не до оправдания. Ушел он, я сижу и молчу... не плачу, хотя на душе так, как перед слезами. Жена смотрит. И вот с тех пор я человеком стал».

Новый батюшка утешал брошенных матерей, нянчил их детей, пока мать стирала, помогал деньгами, нередко лично покупал продукты беднякам, ходил в аптеку за лекарством, приводил в лачуги врача, вразумлял и увещевал пьяниц. Очень часто все свое жалованье раздавал нуждающимся. Когда не оставалось денег, отдавал свою рясу, сапоги, а сам босой возвращался домой.

Досаждал отец Иоанн властям и высокопоставленным гражданам хлопотами за разных несчастных. Все это в совокупности поначалу воспринималось враждебно. Приличная публика видела, как за отцом Иоанном следуют толпы бедняков, и ее возмущали подобные демонстрации. Достаточно горьких минут пришлось пережить священнику, но духом он никогда не падал.

Когда ему сообщали, что его принимают за юродивого, отвечал: «Ну что же, пусть юродивый». Жене, которая не сразу поняла праведный путь великого мужа, кронштадтский батюшка говорил: «Счастливых семей, Лиза, и без нас довольно. А мы с тобой посвятим себя на служение Богу».

Не понимали столь высоких духовных подвигов и сослуживцы отца Иоанна — духовенство Андреевского собора. Стали хлопотать, чтобы жалованье священника выдавали его жене. Ходатайство было удовлетворено. Однако в 1857 году «эксцентричный» священник получил уроки Закона Божия в Кронштадтском реальном училище. Плату за них он считал уже точно своим достоянием и продолжал благотворить.

В 1862 году в Кронштадте открылась классическая гимназия, законоучительская должность была предложена получившему широкую известность в городе священнику. Он с радостью взялся за преподавание — ему предоставлялись самые широкие возможности руководить детьми до зрелого возраста, влиять на их нравственность, воспитывать души.

У отца Иоанна был какой-то особый благодатный дар любви к детям. Эта любовь, как заветный ключ, открывала самые недоверчивые ребячьи сердца. Он не ставил двоек, не «резал» на экзаменах, не задавал уроков, а вел в свои часы беседы с питомцами о предметах веры. Спрашивал обычно сначала тех, кто сам изъявлял желание отвечать. За такие ответы батюшка ставил пять с плюсом и награждал еще дорогими для каждого ученика словами:

— Спасибо тебе, дорогое чадо!

Его уроки ожидались, как редкое, праздничное удовольствие. Слушали своего законоучителя затаив дыхание, следя за каждым взглядом его ясных голубых глаз. Случалось, директор говорил ему о каком-нибудь ленивом или дурном мальчике, просил обратить на него особое внимание. Но, придя в класс, батюшка не находил аттестованного «неподдающегося» — настолько он оказывался при батюшке толковым и понятливым.

Наказания отец Иоанн даже в помыслах не держал, потому что и без них дела с учением шли прекрасно. Ученики считали самым великим наказанием, если любимый батюшка был чем-нибудь недоволен. Когда случалось нечто подобное, они изо всех сил старались вызвать у него улыбку.

Каждый день вся гимназия подходила под благословение отца Иоанна, ученики старались почаще ходить к нему на исповедь. Удивительно, насколько чистосердечно они раскрывали перед ним свои души.

Бывали случаи, когда педсовет гимназии постановлял какого-либо шалуна исключить. Тогда отец Иоанн являлся заступником перед начальством, просил не подвергать провинившегося такому строгому наказанию, брал на поруки и принимался терпеливо исправлять его. Проходило время, и из ребенка, не подававшего никаких надежд, выходил дельный, честный, полезный член общества.

Но батюшка отнюдь не был «добреньким» и не потворствовал всем плохим ученикам. Он прощал до тех пор, пока можно было прощать. Если же дальнейшее пребывание ученика в гимназии было не только бесполезным, но даже вредным для других, то он твердо и решительно подавал голос за увольнение непокорного.

«Что делать с совершенно худыми учениками? — вопрошал отец Иоанн в одном из своих поучений.— Для блага всего сада, всего заведения их надо обрывать со здорового тела да вон выбрасывать, чтобы не заражали других своим поведением, чтобы весь сад состоял из растений здоровых, доброцветных и доброплодных, чтобы ученики неодобрительного поведения и не безобразили собою всего заведения, и места напрасно не занимали, и не тянули напрасно сок заведения, даром бы не ели и не пили. Достойно и праведно есть. Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь, говорит Апостол».

Дело воспитания подрастающего поколения, по убеждению отца Иоанна, дело «великое и многотрудное». В ложно направленном воспитании праведник видел семена гех плевел богоотступничества, которые могут дать и, к несчастью, дали кровавые цветы революции.

«Что мы хотим сделать из наших юношей? Всезнающих или многознающих ученых мужей? Слишком этого недостаточно, — писал отец Иоанн. — Можно и весьма много знать, как говорится, проглотить науку, быть весьма ученым человеком и в то же время, увы, быть негодным человеком и вредным членом общества. Не ученые ли, например, были французские коммунисты, олицетворявшие в себе так живо в прошлую войну адских фурий? Не на ученой ли почве зарождаются люди с духом отрицания всего святого, отрицания самого божества, божественного Откровения, чудесного, единым словом сотворенного мира и всех существ видимых и невидимых, вообще чудес и даже воскресения мертвых к жизни вечной? Не на ученой ли почве мы встречаем систематический разврат, доказывающий ненадобность благословения Церкви для сожития и прикрывающийся именем гражданского брака? Не в ученых ли, наибольшей частью, головах гнездятся ложные убеждения, что храм и богослужение, даже Евангелие с его учением, чудесами и нравственными правилами, существуют только для черни, но отнюдь не для ученых людей, у которых будто бы есть важнейшие занятия и более разумные? Горе нам, если бы из наших учебных заведений стали выходить такие ученые, с такими ложными взглядами и понятиями о таких важных предметах... Значит, нам нужно образовать не только ученых людей и полезных членов общества, но и — всего важнее и нужнее — добрых богобоязненных христиан. Это мы и стараемся делать. Будем же питомцам внушать, что все знания научные без науки подчинения властям и установленным законам и порядкам общественным не принесут им никакой пользы; что все науки имеют своим центром и исходным началом Бога и Его вечную премудрость, как души имеют своим первообразом Господа Бога, создавшего нас по образу и подобию Своему; что стихийные знания, касающиеся здешнего мира, нужны только здесь, на земле: с разрушением же стихий мира они прекратятся и за пределами гроба нашего будут не нужны; что познание веры и заповедей Божиих, уклонение от греха и добрая жизнь необходимы каждому человеку и здесь, и в будущей жизни. Будем учить их так, чтобы они любили всей душой и всем сердцем Господа и друг друга не забывали; что за пределами времени находится вечность, за пределами видимого мира — невидимый и вечный, прекраснейший здешнего, а за пределами смерти и могилы — жизнь бессмертная: после честных трудов земных, после доброй христианской жизни — вечное упокоение и блаженство на небе у Отца Небесного».

Удивительное дело, отец Иоанн не формально исповедовал эти прекрасные слова, но осуществлял их на деле.

Об этом остались многочисленные свидетельства его благодарных учеников.

«У нас было немало казенных пансионеров иногородних, которые по недостатку средств должны были оставаться вдали от родных, в стенах гимназии даже по большим праздникам. Этих-то бедняков обыкновенно выручал наш батюшка, снабжая их деньгами на дорогу домой и обратно. А кому из нас была неизвестна никогда не оскудевающая рука батюшки, которая утерла на своем веку немало слез беднякам и сирым? Еще не имея в своем распоряжении больших средств — в первые годы моего пребывания в гимназии, — он делился со всеми бедняками у себя, в Кронштадте, последним; нередко обманываясь в людях, он, по-видимому, никогда не терял в них веры, а напротив, в нас, учениках своих, возжег яркий светильник этой самой веры, показывая нам ежедневно своим собственным примером обязанность и посильную возможность каждого христианина следовать Евангельской заповеди о любви к ближнему. Часто кто-нибудь из нас во время урока просил батюшку рассказать нам, у кого он бывает в Петербурге, зачем его туда всегда зовут, и батюшкины рассказы, сопровождаемые простыми назиданиями о необходимости и могуществе молитвы, не только нас живо интересовали, но глубоко умиляли, оставляя добрые следы в нашем миросозерцании. Мы ежедневно могли наблюдать толпу народа, нуждавшуюся в благословении, поучении, совете или помощи от нашего батюшки; его призывали на наших глазах и в барские хоромы, и в убогую лачугу бедняка, и нас живо всегда трогали эти взаимные отношения между добрым пастырем и его паствой, для которой он оставался и останется навсегда тем же наставником и духовным отцом, каким был для нас... »

«Я помню, с какой готовностью мы посещали особенно думскую церковь и церковь в «Доме трудолюбия», где он служил чаще, чем в соборе; нередко, впрочем, некоторые из нас, направляясь утром в гимназию, заходили в собор, где отец Иоанн после утрени молился за тех, кто к нему приезжал за советом и помощью, и мы сами тогда бывали свидетелями того, какая глубокая вера в спасительность батюшкиных молитв перед Господом не только духовно поднимала этих людей, но уврачевала и физические их страдания...»

В жизни отца Иоанна был труд, труд, труд без конца. Уроки детям и юношам в гимназии; кругом — тысячи бедняков; преступное население Кронштадта: пьяницы, блудницы, нищие, безработные, а кроме того, ежедневное служение по домам и богослужение. У отца Иоанна не хватает времени для еды, сна и отдыха.

Любовь народная, слава о нем растут, но среди лишений и многих скорбей. Первые пятнадцать лет служения кронштадтского батюшки — это подвиги непрекращаемого крестоношения и горьких унижений. Многое из извращенного человеческого мнения в форме доносов и жалоб на всероссийского батюшку до сих пор сокрыто в архивах епархиального управления.

«Мне, как стоявшему в послушании отца Иоанна в продолжение тридцати лет, — вспоминал епископ Серафим, — все эти факты хорошо известны. Несколько раз строгий митрополит Исидор допрашивал отца Иоанна, заставлял его служить при себе и доискивался, что есть в нем особенного, даже сектантского, как уверяли и доносили ближайшие священнослужители. К. П. Победоносцев вызвал его к себе, и первое их объяснение настолько характеризует обоих замечательных людей, что я не могу умолчать об этом. К. П. сказал: «Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите; многие так начинали, как вы, а вот чем-то вы кончите?» «Не извольте беспокоиться, — ответил батюшка в дивной своей простоте, — потрудитесь дождаться конца!» Преосвященный Феофан (будущий св. Феофан, затворник Вышенский. — Н. Г.) счел необходимым отнестись к отцу Иоанну письменно, со словами любви и наставления, и высказать, что он взялся за такую подвижническую жизнь в миру, среди житейских невзгод и соблазнов, которая неминуемо должна привести его к страшному падению или окончиться ничем, что никто еще со времени принятия христианства не только в России, но и на Востоке не решался на подобный путь, будучи не монахом, а священником, живя вне ограды и устава монастырского, и непременно это (имелось в виду хранение девства в супружестве. — Н. Г.) породит величайший соблазн в духовенстве и в народе».

После 1893 года, когда вышли дневники отца Иоанна «Моя жизнь во Христе», епископ Феофан писал о батюшке одной даме из высшего света в Петербурге: «Что касается отца Иоанна Кронштадтского, то я уверен, что он поистине муж Божий. И вы не погрешите, если уверитесь в том же. Книжки его хороши. Тут светлые мысли души, живущей в Боге. Читайте их, перекрестясь».

В глубокой вере черпал отец Иоанн свои силы. По-прежнему ни минуты покоя, тот же старый дом, та же тесная квартира, что и прежде; все подарки, деньги, одежда, обувь раздаются бедным, вплоть до последних собственных сапог. Нестяжательность кронштадтского батюшки поистине евангельская, правая его рука не знает, что творит левая. Он часто получал в конверте деньги и, даже не поинтересовавшись суммой, передавал их нуждающемуся. Прозорливость батюшки в подобных случаях проявлялась неоднократно. Приведем лишь несколько характерных примеров.

Подходит к отцу Иоанну просительница, умоляет дать денег. Батюшка достает из кармана нераспечатанный конверт и отдает женщине. Рядом охает благотворительница: «Батюшка, там ведь три тысячи рублей». «Ну так ей они и пригодятся», — отвечает прозорливец. И действительно, женщина просила денежной помощи на обучение сына.

Еще одна благотворительница хотела передать отцу Иоанну сто рублей. Тот говорит ей: «Лучше встань завтра рано утром и отдай первому, кого встретишь на улице». На следующий день первым встречным оказался молодой офицер. Женщина не решилась ему отдать деньги и прошла мимо. Однако, вспомнив слова батюшки, вернулась и вручила деньги офицеру. Он был рад до слез, потому что шел в ломбард закладывать последнюю дорогую вещь для того, чтобы купить лекарство тяжелобольной жене.

Один кронштадтский лавочник рассказывал, как отец Иоанн научил его любить бедных. Батюшка имел обыкновение заходить к нему ежедневно в лавку и менять десять — пятнадцать рублей на мелочь, которую тут же раздавал нищим. Так продолжалось шесть-семь лет. И стало это лавочника тяготить. Торговля у него была необычайно бойкая, вдвое больше, чем у других хозяев, лавки которых стояли в людных местах.

Однажды, когда отец Иоанн опять зашел к нему и попросил разменять на медные деньги двадцать рублей, хозяин внутренне разозлился на батюшку. «Такая взяла меня досада, — рассказывал он. — Мелочь самим нужна, народу — хоть разорвись, а тут пересчитывай полчаса копейки на целых двадцать рублей. Я исполнил просьбу батюшки, но подумал: «Хоть бы ты убрался куда-нибудь в другую лавку со своими копейками. Надоел, право».

Отец Иоанн поблагодарил, взял мешочек с медяками и вышел. И больше в лавке не появлялся. Я на это внимания не обратил, даже доволен был... Правда, в тот день вся капуста у меня скисла и пришлось двенадцать пудов ее выбросить... Прошло около месяца... Замечаю я, что с каждым днем торговля моя идет все хуже и хуже, покупателей не только нет толпы, но частенько и никого нет. А тут, как на грех, хлеб, что ни спечешь, — мякина одна, просто выбрасывай, огурцов целая бочка пропала. Словом, через два месяца моя торговля стала неузнаваемой: точно руку кто наложил. И начал я призадумываться о причинах падения торговли: улица та же, жителей даже прибавилось по причине постройки новых домов и «Дома трудолюбия», а торговля такая, что хоть лавку закрывай! Убытки растут не по дням, а по часам.

И пошел я к приятелю посоветоваться. А он спрашивает: «Что это не видать у тебя больше отца Иоанна, что это он перестал к тебе заходить менять деньги на нищих. Не обидел ли ты его чем?»

Эти слова, точно громом, поразили лавочника, ему ясно вспомнилось последнее посещение батюшки и собственные слова, которые он мысленно адресовал отцу Иоанну.

Раскаяние охватило душу, и чуть свет лавочник был уже у батюшки, который встретил беднягу словами: «Я больше не тревожу тебя». Лавочник со слезами бросился в ноги праведнику и стал просить прощения. А отец Иоанн ласково сказал: «Встань, встань. Господь милостив, простит, ты больше бедняков-то люби; ведь братья они тебе, Христос и для них пострадал на кресте... Не отворачивайся от просящего, если можешь помочь ему чем-нибудь, а то и Господь от тебя отвернется».

Отец Иоанн отслужил по просьбе лавочника молебен, а он сам начал с того дня подавать нищим. Батюшка снова стал заходить в лавку, и — о чудо! — покупатели вернулись, и торговля вскоре пошла лучше прежнего.

Превосходные качества человека всегда порождают завистников и недоброжелателей. Были они и у отца Иоанна. Его осуждали за столь щедрую благотворительность. Известно, что за год кронштадтский батюшка раздавал до 150 тысяч рублей. Рука его воистину никогда не оскудевала. Отца Иоанна обвиняли в том, р что он раздает деньги без разбора, кому попало. Так казалось завистникам, поскольку они видели, как батюшка раздает деньги, не задумываясь и не расспрашивая, то одному, то другому... Но мало кто из злопыхателей мог уразуметь, что в раздаче милостыни великий праведник руководствовался повелениями Духа Святого. И в действительности он давал именно тем, кто нуждался, а не тем, кто выпрашивал не на добро. Таково было свойство его прозорливости. И принимал деньги он не у всех.

Однажды к батюшке в храм явилась роскошно одетая женщина. После литургии, подходя к кресту, она протянула пастырю толстый пакет. На вопрос отца Иоанна, что в пакете, женщина ответила, что туда вложены 30 тысяч рублей, которые она жертвует на благотворительные цели. Не касаясь пакета, священник спросил, откуда у нее такие деньги. Не следует забывать о проницательном, пронизывающем до глубины души взгляде отца Иоанна. Под этим взглядом невозможно было солгать.

Женщина ответила, что жертвует от своего большого состояния, которое она нажила, промышляя пороком. Тогда батюшка сказал, что такие деньги на чистое, доброе, святое дело он взять не может. В отчаянии, всенародно раскаиваясь, женщина умоляла принять деньги, так как она давно уже бросила свое преступное ремесло проститутки. Но отец Иоанн денег этих не принял, а ей посоветовал, как поступить в этом случае. Нажитые злым путем деньги необходимо раздать все без остатка, а затем честным способом заработать хоть несколько копеек и их, как чистую лепту, можно принести в храм. «Верьте, — сказал батюшка, — что эти копейки, честным трудом заработанные, явятся жертвой, угодной Богу, вашей искупительной жертвой, которую я от вас смогу с радостью принять».

В своих проповедях отец Иоанн особенно горячо и часто говорил о милосердии и благотворении ближнему.

«Важным побуждением к милосердию должно служить то, что оно весьма полезно для самих благотворителей, оно укрепляет в них чувство человеколюбия и возвращается дающему с приращением. Бедность или неимение средств не служит отговоркой для нежелающих благотворить. Вместо большого дара принеси усердие.

Великое врачевство будет злополучному, если кто от души пожалеет о нем: несчастье сильно облегчается искренним соболезнованием».

По мере возрастания славы кронштадтского священника все больше и больше сердец разворачивалось к нему по всей стране, росло количество жертвователей, благодарных за молитвы и исцеления батюшки, за его духовные советы. По великому смирению праведника его даже не коснулась страсть к наживе и накопительству, к стяжанию денег. Как и прежде, он ложился спать без копейки в кармане, хотя на следующий день для поддержания только различных благотворительных учреждений ему требовалось более тысячи рублей. И не было случая, чтобы наступающий день обманул его. С раннего утра снова наполнялись — как в сказке — его карманы, а вместе с тем продолжали жить прежней жизнью все его благие учреждения.

Чтобы читатель имел представление о широте благотворительности отца Иоанна, приведем свидетельство епископа Евдокима, побывавшего в Кронштадте. «Личный секретарь отца Иоанна говорил, что за месяц июнь 1895 года им послано по почте разным просителям 25 тысяч рублей, а 28 августа по 192 переводам в один день более 13 тысяч. Мы смотрели этот список переводов. Он весь испещрен значительными суммами: сто, двести, триста рублей. Эти цифры представляют собой как бы уже норму, меньше которой почти не принято посылать. А сколько лично сам раздает батюшка, о чем не только никто не знает, но и он сам не знает и не может знать! Из карманов, туго начиненных деньгами, он дает направо и налево. Известны люди, которым он давал сразу свыше тысячи рублей. Однажды я просил батюшку помочь ученикам Н-ской семинарии и через три дня получил от него триста рублей. Давал он и вполне состоятельным людям по пятьсот рублей. Почта немалые суммы ежедневно приносит отцу Иоанну, круглым счетом двести пакетов. В какие же суммы превратятся эти ежедневные двести пакетов? Люди, весьма сведущие, нам говорили, что, когда отец Иоанн еще мало выезжал из Кронштадта, доставляли ему почти миллион рублей ежегодно...

На какие только добрые начинания не откликался отец Иоанн! Куда и кому только не жертвовал! Его щедрая благотворительность обратила на себя внимание даже государя императора, и с высоты трона посылалась ему не раз монаршая благодарность. Жертвует отец Иоанн громадные суммы по 50 тысяч на монастыри, по тысяче на храмы. Жертвует тысячи на школы и больницы. Какое благотворительное общество не считает его своим членом? Нет епархии в целой России, в которую бы он не сделал тех или других приношений от своих щедрот. Не только в России, но и за ее пределами почти во всех государствах русские люди получали его лепту или на храмы, или на школы, или на больницы, или на дела миссии. Не только общества и церкви, находящиеся за границей, получали от него помощь, но и многое множество людей частных, проживающих вдали от родины.

Мало того, отец Иоанн жертвует не только православным христианам, но и инославным, и не только христианам, но и иноверцам. Так, недавно отец Иоанн пожертвовал значительную лепту в пользу какого-то еврейского благотворительного общества. Месяц назад он послал пожертвование татарам. При распределении пожертвований отец Иоанн руководится следующим правилом:

— У Бога нет ни эллинов, ни иудеев. У меня своих денег нет. Мне жертвуют, и я жертвую. Я даже часто не знаю, кто и откуда прислал мне то или другое пожертвование. Потому и я жертвую туда, где есть нужда и где эти деньги могут принести пользу.

Отец Иоанн, не говоря ни единого слова, дал однажды католикам нужную сумму для приобретения колокола со словами:

— Да славят они Бога.

Из своей консистории на запрос о колоколе католики не получали ни ответа ни привета. Жертвует отец Иоанн православным китайцам...

Не буду приводить никаких других примеров благотворительности отца Иоанна. Да и неважно, неинтересно это. Служение отца Иоанна русскому народу заключается не в бряцании денег и не в раз давании их направо и налево, а в чем-то другом, более высоком и важном. Есть что-то в его жизни и деятельности другое, что заставляет ежедневно однообразным темпом течь к нему этот золотой поток, проноситься над его головой этим тучам с золотым дождем. Это более важное есть обилие благодати Христа Воскресшего. На этом-то главном и должно быть сосредоточено все наше внимание. Деньги везде и всюду рядом с нами, но беда наша в том, что мы не умеем их привлечь к себе, не умеем расположить людей к жертве на дело святое и благое».

Необходимо знать, что отец Иоанн сумел «привлечь» деньги из того миллиона притекающих к нему на первый в стране «Дом трудолюбия» и на несколько монастырей, в частности, на любимое свое детище — Иоанновскую женскую обитель в Санкт-Петербурге.

Предыдущая страница Следующая страница