Часть первая Таинственные ессеи
Глава 12
Поездка в Вифезду
Во время одного из сеансов мы встретились с Садди, когда он был уже гораздо старше. Он направлялся в Вифезду, чтобы повидаться со своей сестрой Сарой. У нее теперь было двое детей: мальчик Амар и девочка Зара. В этот раз Садди не шел пешком, а ехал на осле. Он, несомненно, стал слишком стар, чтобы проходить большие расстояния, как делал когда-то. Суровая необходимость заставила его совершить эту поездку, хотя она явно отняла все его силы.
С: Ей надо было... повидаться со мной. То есть попрощаться. (Он торжественно повторил это.) То есть попрощаться, потому что скоро она... отправится в путь, который всем нам предстоит.
Я была немного растеряна. Хотел ли он сказать, что его сестра должна умереть? Что она больна? "Нет. Она просто хочет отбыть". Ясно, что Садди говорил о смерти, а не о буквальной поездке. Несомненно, он получил тяжкое известие телепатически и захотел в последний раз повидать сестру. Он казался очень печальным, хотя и не хотел это признавать.
Д.: Ей страшно?
С: Нет. Почему ей должно быть страшно? Она просто хочет попрощаться. Мы ведь знаем, что все там будем. Не стоит бояться смерти. Это глупо. Это как глазом моргнуть, а потом - как будто ничего и не случилось. Ты просто оказываешься без своего физического тела. Это похоже на проекцию человека. (Астральная проекция?) Ты обнаруживаешь, что ты такой же, как прежде, хотя все-таки чуточку иной. Но сходства немало. Это всего лишь следующий шаг.
Д.: Многим людям страшно, потому что они боятся неизвестности.
С: А много ли ты знаешь о том, что произойдет с тобой завтра-послезавтра? А если бы ты послушала, что говорят об этом пророки и мудрецы, ты бы знала, что должно произойти, пройди ты один раз этими вратами.
Д.: А в ваших писаниях есть какие-нибудь указания на то, что нас ожидает, когда мы покинем физическое тело?
С.: В наших писаниях есть многое, да. В них говорится о чувстве великой умиротворенности, которое нисходит на человека. После того как ты посмотришь на себя и поймешь, что переступил порог. Что ты уже больше не един со своим телом, а полностью представляешь собою сущность, которую можно снова назвать душой или духом. Есть люди, которые испытывают растерянность после того, как умрут. Они будут встречены тем, кто, возможно, облегчит им тяготы пути, по которому они должны следовать. И все, кто находится там для помощи, желают тебе добра. Нет нужды бояться, потому что ничто не может навредить тебе.
Д.: Об этом говорится в Торе?
С: Нет, об этом говорится в писаниях мудрецов Калуу.
Д.: В некоторых книгах и свитках, которые есть у нас, рассказывается о местах, куда ты можешь попасть после того, как пройдешь через места очень плохие и страшные.
С: Значит, это то, что умерший ожидает увидеть. Потому что там нет ничего, кроме того, что создаешь ты сам. Во что веришь, то и будет. Потому что мысли и верования имеют большую силу.
Д.: А что, если кто-то умрет неожиданно и нехорошей смертью? Такая смерть будет какой-то особенной?
С: Нет, но он может очнуться и будет поражен своим состоянием, поэтому рядом с ним окажется кто-то, кто придет на помощь.
Д.: А если умрет ребенок?
С: Дети очень близки к тому, чем они были вначале, - к душе. Они еще не совсем утратили воспоминания о прежнем. Поэтому они легко воспринимают все это. Лучше, может быть, чем люди, много пожившие. Тем ничего не надо, кроме как до последнего часа вспоминать о былых днях. Дети более открыты тому, что происходит вокруг них.
Д.: В каком возрасте они обычно теряют свою открытость? Это как-то зависит от физического тела?
С: Чаще всего, это связано с созреванием. Но если дети закрываются, то во многих случаях это не зависит ни от них самих, ни от того, что происходит с их телами. Это зависит от других людей, от сил, которые оказывают на детей давление и подавляют их окончательно. Самое худшее, что можно сделать ребенку, - это сказать ему, что он сделал какую-то глупость. Потому что потом он будет думать, будто все, что он делает, - это глупость, ведь дети понимают все очень буквально. Они должны верить в себя. А мы вот давим на них, и из-за этого они отгораживаются от многих важных вещей.
Д.: В ваших писаниях что-нибудь говорится о духах зла?
С: Нет такого - духов зла. Нет ничего, что было бы полностью злым. Во всем всегда есть добро. Может быть, его очень мало, но всегда есть какая-то часть, в которой добро. То, что ты называешь духами зла, - это то, что другие назвали бы демонами. Это буйные сущности, которые желают доставлять неприятности, они находят своего рода удовольствие от этого. Многие из них несчастные... как это сказать?., духи, которые изменились из-за того, что они наделали. Благодаря любви и наставлению они еще могут вернуться на праведные пути. Но встретив страх и отторжение, они погибнут безвозвратно.
Д.: Существуют рассказы о том, как духи зла пытаются войти в тела живых людей.
С: Есть моменты, когда это возможно, но это бывает в том случае, если человек слишком открыт для них или больше не желает жить в этом теле. И потому удаляется, оставляя свое тело открытым для других сущностей.
Д.: Как ты думаешь, люди увеличивают их силу своим страхом?
С: Да. Ты окружаешь себя благими мыслями и энергиями. И тем самым просишь о том, чтобы вокруг тебя были только высокодуховные сущности.
Д.: Это только в вашей общине знают обо всем этом? А другие, например евреи или римляне?
С: Римляне лишены психических способностей. Они не узнают истины даже тогда, когда она их в задницу клюнет. (Мы рассмеялись, и это смягчило серьезность нашей беседы.) А в синагогах немало людей намертво запутались в своих толкованиях Закона. Они не могут взглянуть на него со стороны, чтобы испытать радости жизни и смерти.
Д.: Получается, не все веруют так же, как вы. А в ваших учениях есть что-нибудь, касающееся веры в реинкарнацию? В перерождение души?
С: Перерождение? Это всем известно, это воистину правда. Только несведущие и невежды боятся думать о реинкарнации, как ты это называешь.
Доктор Рокко Эррико, специалист по арамейскому языку, утверждает, что в этой части света люди склонны преувеличивать и приукрашивать то, что они рассказывают. Но когда высказыванию предшествуют слова "подлинно", "истинно", "воистину", "верно", слушающему тем самым дают знать, что сказанное не содержит преувеличений и должно восприниматься всерьез. Особенно это касается тех случаев, когда говорит учитель. Это означает, что его слова достойны доверия слушающего. Этим объясняется, почему Иисус в Евангелии так часто произносит слово "истинно". Следует отметить эту маленькую, почти незначительную деталь, ведь на уровне повседневного существования мы не могли знать, что таков был стиль речи в тех краях как в библейские времена, так и в наши дни.
Д.: Многие люди говорят, что мы живем один раз и один раз умираем, и это все.
С: Есть и такие, которые утверждают, что раз тело идет в землю, значит, все, что когда-то было этим человеком, погибло и станет пищей червей. Это неправда. Если кто-то умер или, как мы это понимаем, перестал жить в этом теле, он должен пройти все, что он сделал. Умерший должен решить, какие уроки он хочет усвоить, и приступить к раздаче долгов, которые он наделал. Затем он начинает учиться в том мире. Некоторые принимают решение вернуться сюда поскорей. Это не всегда хорошо, ведь, если возвращаться слишком скоро (когда жизнь, скажем, была не очень хорошей), у тебя нет времени понять, что ты делал неправильно, и назначить себе срок, чтобы это исправить. Поэтому, как понимаю я, да и другие тоже, нехорошо немедленно бросаться обратно в существование.
Д.: А это возможно - вспомнить прошлые жизни?
С: Некоторые из нас знают жизни предыдущие, да. Те жизни, которые важны. Проще не помнить, ибо если вспомнить, то, скорее всего, на тебя обрушится страшное чувство вины. А этого, может, и не нужно на сей раз. Если б было нужно, оно бы вспомнилось. В общине есть те, кто научен вспоминать. И есть те, кто хотел бы выбрать себе этот путь, но он не для всех. Если бы кто-то спросил у старейшин, кем он был раньше, они смогли бы ответить. Есть наставники, которые имеют дар не только вспоминать свои жизни, но и помогать другим в их воспоминании. Но по большей части те, кто знают, кем они были, вспоминают сами. Обычно Яхве решает, дарует ли он кому-то такую память, а потом начинается следование по этому пути.
Я взяла в библиотеке книгу, в которой было несколько цветных фотографий местности возле Кумрана. Я подумала, что интересно было бы посмотреть, сможет ли Садди узнать что-нибудь на них. Я спросила, не хочет ли он взглянуть на изображения, и он ответил словом, которое звучало как "садат". Я заставила Кэти открыть глаза, и она начала рассматривать фотографии застывшим взглядом. На одной из них были запечатлены безжизненные горы.
С: Это долина к югу от нас. Там есть вот такие же холмы. А вади проходит... вот здесь.
Он прочертил пальцем вниз вдоль чего-то, что казалось мне долиной или впадиной между холмами. "Вади" - это долина или ущелье, которые наполняются водой только в сезон дождей, а в остальное время сухи. Это слово означает также бурный поток воды, протекающий по подобным руслам. Теперь Садди смотрел на фотографию на следующей странице. Там были развалины какого-то города, запечатленные с большого расстояния.
С: А почему так далеко? Так ничего нельзя показать. Выглядит как то же самое место, но мне это незнакомо. Вот тут вади, в котором есть вода. Я знаю очень мало вади, которые не пересыхают, когда холмы так пустынны, как эти.
На фото с дальнего расстояния виднелась то ли дорога, то ли русло реки. Вероятно, это была дорога, но для Садди она походила на вади. Возможно, в его время еще не было столь четко обозначенных дорог. Я забрала книгу и снова закрыла Кэти глаза. Если эти развалины были в тех местах, где жил Садди, то, выходит, места эти были засушливы и бесплодны. "Да, у нас сухо. Дождей выпадает очень мало".
Садди сказал, что, когда он ходил из Кумрана в Назарет, он следовал караванными тропами среди холмов, которые были даже выше, чем те, что на фотографиях. Мне казалось, что проще было бы идти по пересохшим руслам, чем карабкаться в горы, которые выглядели очень дикими. Но совершенно очевидно, что я просто не понимала той культуры. "А если бы выше в горах прошел дождь, меня бы смыло водой. Нет уж".
Я поинтересовалась, почему он никогда не бывал в Иерусалиме, который гораздо ближе, чем Назарет, и намного больше. "Нет нужды, да и желания бывать там. Не очень-то меня тянет в города. Там шумно и полно невоспитанных людей. С чего я должен хотеть видеть этот бедлам?"
В процессе исследований я нашла много иллюстрированных книг, в которых были приведены фрагменты свитков Мертвого моря. Я подумала, что, наверное, было бы интересно проэкспериментировать, сможет ли Садди прочесть хоть что-нибудь из написанного. Пожалуй, это было возможно, поскольку Кэти очень прочно отождествилась с другой личностью. Один из образцов представлял собой шесть написанных строчек, каждая из которых немного отличалась от других. Как оказалось, это были образцы рукописного шрифта, используемого в то время. Тогда я еще не знала о трудностях чтения на этих древних языках (об этом говорится в главе 14). Я предложила Кэти открыть глаза, и она вновь устремила на страницу взгляд остекленевших глаз.
Д.: Знакомо тебе что-нибудь из этого?
С. (последовала долгая пауза, пока он изучал изображение): Написано двумя разными почерками.
Возникла еще более долгая пауза. Взгляд Кэти скользил по странице снизу вверх и справа налево.
С: Похожи на еврейские письмена. (Он указал на одну строчку.) Нет, а вот здесь не так. Эти две не такие. (Он указал еще на две строчки.) Не уверен, но похоже на это. Выглядит почти так, как будто кто-то просто выписывал знаки. Я в этом не улавливаю никакого смысла. Смотрится так, будто кто-то упражнялся в письме, и притом не один человек. Начертано разными стилями.
Я забрала книгу. По крайней мере, я узнала, что это, оказывается, разные люди просто практиковались в письме.
Один приятель дал мне старый информационный бюллетень, выпущенный фондом Нухра. Он состоял из двух сложенных страниц размером с письмо. На первой странице был помещен стих из Библии на арамейском языке. Это был перевод стиха из Евангелия от Иоанна, в котором говорилось об Иисусе. Я протянула листок Садди и сказала, что я вообще не уверена, что это написано на его языке. Он рассматривал его некоторое время, постоянно улыбаясь. С: Не уверен, что перевожу хорошо... Здесь... говорится о Сыне Человеческом. (Казалось, он был доволен, что узнал об этом.) Это разговорный язык, язык народа. Некоторые называют его арамейским. У него очень странный говор, но я попытаюсь. (После долгой паузы.) Здесь говорится о Мессии.
Внезапно он указал на знак в конце надписи. Он отличался от всего написанного. Он поставил Садди в тупик. Он нахмурился, изучая пометку.
С: Что? Та часть написанного внизу - это, как мне кажется, другой язык. Это не арамейский. Это из древних писаний. Странно встретить его здесь.
Я указала на другой знак в тексте, похожий на предыдущий, и спросила, не одно ли это и то же. Садди ответил, что почти. В бюллетене не было никаких объяснений этим пометам, но они явственно отличались от остального текста.
С: Нет, это не по-арамейски. Как я сказал, здесь говорится о Мессии, но я не очень уверен, что... (Он прервался и начал тыкать пальцем в бумагу и ощупывать ее.) Странное что-то. Это что? Из чего это сделано?
Д. (я была застигнута врасплох и должна была соображать быстро): Ну, это делается из коры деревьев. В некоторых странах...
С (прерывая меня): Как это делают? Из деревьев?
Он продолжал ощупывать листок и перевернул его, изучая текстуру. Я немного забеспокоилась, что он начнет чрезмерно любопытствовать и, возможно, заметит, что написанное на внутренних страницах бюллетеня выглядит иначе. Я не знала, как на него подействует множество странностей, если он их заметит. Культурный шок? Я постаралась отвлечь его внимание.
Д.: Ну, это сложный процесс. Я и сама толком не знаю, как это делается.
С. (все еще был поглощен изучением бумаги): Это гораздо лучше, чем папирус. Очень плотное и скорее похоже на пергамент.
Д.: А папирус что, тоньше?
С: Ой, намного! Для письма он очень тонок. Вот это было бы очень хорошо для переписывания, да.
Я забрала бумагу, чтобы отвлечь Садди от нее, и достала другую книгу. В ней была фотография фрагмента одного из свитков Мертвого моря, написанного очень ясным почерком. На противоположной странице были помещены фотографии окрестностей Кумрана, но не цветные, а черно-белые. Однако меня больше интересовала надпись. Я держала книгу так, чтобы Садди мог видеть ее. Я старалась держать книгу открытой на той странице - я не хотела, чтобы он начал интересоваться, что такое книга и как она сделана. Садди заявил: "Это написано на языке евреев, на очень старом языке. Я не очень хороший переписчик, но это определенно язык евреев. Видишь здесь: вот эта буква и вот эти... (Он указал на некоторые знаки.) Это что-то из Закона. Я в этом не силен, я не очень хорошо понимаю по-еврейски". Я сказала, что думала, что это арамейский язык. "Не знаю, кто тебе сказал, что это написано по-арамейски, но это не так!"
Внимание Садди привлекла фотография на противоположной странице. На ней было Мертвое море и участок неровного берега. "Что это? Похоже на мои родные места. Там есть озеро и соленые утесы. Правильно? Да, выглядит похоже".
Я знала, что он не поймет слово "фотография", поэтому я сказала ему, что это нечто вроде картины. "Это не похоже ни на одну картину из тех, что я когда-либо видел".
Я взяла книгу обратно. Садди начинал проявлять слишком большое любопытство и донимать вопросами, на которые нелегко было ответить на расстоянии двух тысяч лет. Кэти опять закрыла глаза, и я поблагодарила Садди за то, что он просмотрел мои материалы.
С: Тяжело смотреть на что-то вблизи долгое время. (Кэти потерла глаза.)
Д.: Да? Теперь, когда ты становишься старше, тебя беспокоят глаза?
С: То ли глаза, то ли вот руки у меня укорачиваются, не знаю что. Не знаю, кто тебе сказал, что это написано по-арамейски, но это не так. Первая надпись была арамейская. Похоже, что это писал... Дай-ка подумать... Кто-то из Самарии. У них там такой говор. Это вот по-арамейски, а этот знак - нет. Он совсем не оттуда. Он очень древний.