Серафим Саровский — из плеяды великих прорицателей христианства, начало которым положил Исайя и другие библейские пророки. Как его жизненный подвиг потрясает воображение современников степенью самоотречения и глубиной веры, свойственным первым христианским праведникам, так и его пророческие откровения являются не плодом воображения, а следствием абсолютного подчинения собственной воли воле Создателя. Пожалуй, он последний из пророков нового мира, черпающий вдохновение не в своем внутреннем мире, а в радости полного самоотречения.
Свое ясновидение праведник объяснял не какими-то природными способностями, а силой своей веры и молитвы, полным подчинением своей воли воле Господа. Себя старец считал лишь сосудом, через который Божий промысел доводится до смертных: «Как железо ковачу, так я передал себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так и действую; своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю... Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у собеседника на душе, а только верую, что так мне указывается воля Божия для его пользы». Эта вера, величайшее смирение и пламенная любовь к Богу сделали его вещественным и драгоценным сосудом, вмещавшим в себе Божественный огонь.
Много из происшедшего в нашей стране предсказывал Серафим Саровский. Непонятны были эти предсказания современникам, но теперь мы знаем, что великий старец предсказал и трагическую судьбу последнего русского царя и его семьи, и то, что Саровский монастырь будет уничтожен и разграблен большевиками и что исчезнет само название города Сарова. Временной диапазон его пророчеств чрезвычайно велик: от нескольких лет до столетий.
Серафим Саровский (в миру — Прохор Мошнин) родился 19 июля 1759 года в городе Курске в купеческой семье Исидора и Агафьи Мошниных. Родители его были примерными христианами, усердно посещали православные храмы, занимались благотворительностью. В семье Мошниных царил дух благочестия, что создавало особую атмосферу для развития младенческой души. Разумеется, отец видел в сыне наследника своего дела, а православное воспитание считал неотъемлемым атрибутом духовного облика русского купца. Всю свою жизнь он занимался постройкой каменных зданий, в том числе и церквей, а незадолго до рождения сына начал возведение храма в честь преподобного Сергия Радонежского в родном городе. Когда Прохору было три года, отец его неожиданно умер, единственной воспитательницей мальчика стала его мать.
Агафья Мошнина была на редкость чуткой матерью, легко угадывающей душевные порывы сына. Тонкая духовная организация и искренняя вера в христианские идеалы избавляли Агафью от одномерного восприятия мира, внушали убежденность в неслучайности, божественном промысле многих жизненных явлений. Она продолжала постройку начатой мужем церкви, причем сама контролировала все работы. Однажды они с семилетним Прохором осматривали недостроенное здание, и мальчик по неосторожности упал с колокольни на землю. Агафья в ужасе сбежала с колокольни, думая, что ее сын разбился до смерти, но с удивлением и радостью увидела его стоящим на ногах, целым и невредимым. Глубинным, внутренним зрением мать увидела прикосновение десницы Божией к сыну, уверовала в его высокое предназначение на земле. Укрепил ее уверенность и известный в Курске юродивый, сказавший Агафье: «Блаженна ты, вдовица, имея сие детище, ибо будет оно крепким предстателем пред Святой Троицею и горячим молитвенником за весь мир».
Прохор был очень восприимчивым мальчиком, и когда его стали обучать церковной грамоте, легко усваивал учебный материал. Агафья с радостью отмечала его добровольное усердие, светлый ум и живую память. Он охотно читал в уединении церковную литературу, нисколько не утомляясь ее тяжеловесным стилем и нравоучительным характером. Столь же охотно, безо всякого принуждения мальчик читал духовно-назидательные книги вслух по просьбе взрослых и сверстников.
Когда Прохору шел десятый год, судьба послала ему серьезное испытание: мальчик тяжело заболел. Он не вставал с постели, практически не принимал пищу и дошел до крайней степени истощения. Врачи терялись в догадках о природе его недуга и фактически признали свою беспомощность в излечении мальчика, в результате чего домашние уже не надеялись на его выздоровление. В это время впервые во сне Прохор увидел Царицу Небесную, которая пообещала его навестить и вылечить. Мальчик рассказал о своем сне матери, и они оба с верою стали ожидать его исполнения.
Вскоре предсказание Богоматери сбылось. В Курске проходил крестный ход, и верующие несли чудотворную икону Знамения Божией Матери. Когда икону проносили по Сергиевой улице, где жили Мошнины, разразилась гроза и начался сильный дождь. Богомольцы вынуждены были зайти во двор- Мошниных, чтобы переждать ненастье. Агафья незамедлительно вынесла больного сына и приложила его к иконе, а затем святую икону пронесли над мальчиком. После этого мальчик почувствовал себя лучше и вскоре совершенно поправился.
Чудесным образом исцеленный, Прохор еще с большим рвением взялся за чтение духовных книг, с увлечением посещал церковные службы, охотно предавался размышлениям о Боге. Также любил он собирать сверстников, вместе читать духовные книги и говорить о Боге. И дети любили интересного мальчика и охотно слушали его, потому что Прохор, хоть и был весьма начитан и набожен, нисколько не кичился этим, не подавлял книжными цитатами и назидательными высказываниями, а объяснял сложные вещи просто и доступно и сам всегда был веселым и радостным. Все больше приобщался он к миру христианских откровений, все сильнее манил его свет вечных истин и духовных прозрений и все менее значимыми представлялись ему мирские радости и печали.
У Прохора были старшие брат и сестра. Брат Алексей имел в Курске лавку и постепенно по мере взросления младшего брата стал привлекать его к торговле. Уже не мог Прохор, как раньше, ежедневно посещать литургию и вечерню, потому что весь день должен был проводить в лавке, помогая брату. Но он не роптал: вставал на рассвете и ходил на заутреннюю службу в церковь, а в праздничные и воскресные дни успевал к тому же заниматься духовным чтением. Молитвы и чтение обостряли духовное восприятие юноши, позволяя видеть великое в малом, вечное в преходящем: когда его глаз видел конкретную, мирскую вещь — ум находил в ней абстрактную, духовную истину. Даже в купле и продаже и в приобретении товаров прозревал он образы жизни человеческой, посредством которых Господь устраивает дело спасения человечества. До самой смерти любил Прохор вспоминать эти образы и в беседах рассказывать все то, что открылось ему через них во время службы приказчиком у своего брата.
В расцвете юности, когда Прохор духовно окреп и видел высшую истину в христианских идеалах, а высший смысл земного бытия — в служении Господу, он встретился с тем юродивым, который предсказал Агафье жизненное предназначение сына. Они стали часто общаться, подружились, их объединяла любовь к Богу, непритязательность в мирской жизни и стремление к духовному совершенствованию, которое оба видели в неукоснительном соблюдении Божиих заповедей и непрестанном постижении господних откровений. Божий человек помог юноше определить его самое сокровенное желание — посвятить свою жизнь служению Богу — и форму осуществления этого желания — подвиг иночества. Прохор поделился планами с близкими и товарищами — и это ни для кого не стало откровением. С детства шел он по пути духовного очищения, и поэтому решение полного отказа от светского образа жизни выглядело вполне естественным. Прохор попросил мать благословить его на путь иночества — мать благословила его медным крестом с распятием, который юноша повесил на грудь и носил до самой смерти.
Много лет слушал Прохор рассказы о Саровской пустыни, о ее обитателях, подчинивших жизнь строгим правилам и уставам, спасающих души молитвами, постами, чтением духовной литературы и трудами на благо общины. Юношу влекло это место совершения духовных подвигов, тем более что много земляков Прохора жило в этой обители. Чтобы проверить свое устремление к иночеству и получить наставление и благословение какого-нибудь старца, опытного в духовной жизни, юноша вместе с четырьмя друзьями отправился к колыбели русского иночества — в Печерскую Лавру.
В Киеве Прохор помолился мощам первых русских иноков — Антония и Феодосия — и отправился за советом в Китаевскую пустынь, где, в десяти верстах от лавры, спасался старец Досифей. Тот сразу увидел в юноше избранника Божия, одобрил его намерение принять иночество и указал на Саровскую пустынь как на место его подвигов. «Гряди, чадо Божие, и пребуди тамо, — сказал он Прохору, — место сие будет тебе во спасение; с помощью Божией скончаешь там свое земное странствование; только старайся стяжать непрестанную память о Боге в постоянном призывании имени Божия, и вселится в тебя Дух Святый и управит жизнь твою во святыни».
Напутствованный старцем, радостный юноша вернулся домой и немного пожил с матерью. Он отказался от своей части наследства и поэтому больше не занимался торговлей, но иногда приходил в лавку брата и рассказывал посетителям о святых местах, читал вслух духовные книги. В девятнадцатилетнем возрасте Прохор повесил на плечи котомку, взял в руки посох и, с благословения матери, вместе с двумя друзьями, ходившими с ним в Киев, отправился в Саровскую пустынь.
Вечером 20 ноября 1778 года накануне праздника Введения в храм Пресвятой Богородицы Прохор Мошнин вошел в Саровскую обитель. Его тепло принял руководитель обители старец Пахомий, который был родом из Курска и хорошо помнил родителей Прохора. Новому послушнику назначили духовного наставника — иеромонаха Иосифа. Юноша усердно выполнял как обязанности послушания, так и все общемонастырские ритуалы, работал поочередно в хлебопекарне, просфирне, столярне, был будильщиком, пономарем. В столярне он несколько лет вырезал кипарисные кресты и делал дубовые кресты для могил, причем так старательно и умело, что получил прозвище — Прохор-столяр. Он был очень силен и вынослив и охотно участвовал в общих работах: рубил лес и вместе с братьями сплавлял его по реке. Все работы Прохор выполнял с радостью, с постоянной молитвой «Господе Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного», но старался избегать бесед с товарищами по обители, чтобы сосредоточиться на своем внутреннем мире и общении с Богом.
Видя склонность юного послушника к безмолвному уединению, первоначальники обители Пахомий и Иосиф благословили его на пустынную жизнь в свободное от послушания время. В глухом Саровском лесу Прохор построил себе шалаш и в нем, как в пустыне, предавался молитве и богомыслию. Как ни тяжело было испытание печалью и скукой одинокого времяпрепровождения, послушник не давал победить себя унынию и малодушию. Еще большую твердость духа проявил Прохор, когда заболел тяжелой болезнью — водянкой. Тело его настолько распухло, что он совершенно не мог двигаться, болезнь угрожающе прогрессировала, однако на все предложения врачебной помощи неукротимый послушник отвечал неизменным отказом: «Я предал себя истинному Врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери; если же любовь ваша рассудит, снабдите меня, убогого, Господа ради, Небесным Врачеством». Старцы отказались от мысли о земных врачах, отслужили литургию о здоровье послушника, исповедали его и причастили Святых Тайн. И тут больной увидел чудесное видение: на помощь своему верному рабу вновь пришла Царица Небесная. В несказанном свете явилась она с апостолами Петром и Иоанном Богословом и, обернувшись к апостолу Иоанну, милостиво проговорила, указывая на Серафима: «И сей, лежащий, из Нашего рода». Дальнейшее преподобный Серафим вспоминал так: «Потом приблизилась ко мне, возложила на голову мою пречистую Свою руку, сказала: «Я пришла исцелить тебя». Потом изволила коснуться рукою до моего бока, где по прикосновении немедленно открылась рана, чрез которую и истекла вся вода и материя, наполнявшие мое тело, почему я с той же минуты и почувствовал в себе легкость совершенно здорового человека».
Когда в монастыре приступили к строительству больницы с церковью при ней, Прохор взял на себя новое послушание — сбор пожертвований на построение храма — и отправился странствовать по России. Он обошел множество поселений, побывал и на родине — в Курске, посетил могилу матери и повидался с братом Алексеем, который внес пожертвование на церковь. И тогда уже, при свидании с братом, двадцатидвухлетний подвижник проявил дар прозорливости, открыв брату время его кончины. Возвратившись в свою обитель, Прохор своими руками изготовил для больничного храма престол из кипарисового дерева. Этот храм он больше всех любил посещать до конца своих дней, памятуя явление на этом месте Царицы Небесной и свое чудесное исцеление.
13 августа 1786 года Прохор закончил курс послушания и принял иноческий постриг, получив монашеское имя Серафим (по-еврейски — пламенный), а в октябре был посвящен в сан иеродиакона, в котором прослужил 6 лет и 10 месяцев. У него были светлый ум, острая память, милостивое сердце, твердая воля, живой и обильный дар слова, горячая вдохновенная речь — благодаря этим достоинствам Серафим пользовался огромной любовью и уважением обитателей монастыря. Несмотря на то что Серафим очень мало спал, посвящая все время службе и молитвам, он был всегда веселым и радостным. «Веселость, — говорил он, — отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет. Оно все приводит с собой». Поэтому даже в церкви на клиросе Серафим был весел, а когда видел, что братия устала и подвержена унынию, так что и пение не ладится, то подбадривал всех ласковым словом. «Ведь дурное что говорить ли, делать ли нехорошо, и в храме Божием не подобает, а сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех перед Лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был — вовсе не грешно», — говорил он. Его искренняя неугасимая радость и духовное веселье передавались окружающим, укрепляя их волю и помогая избежать усталости.
Часто во время богослужения видел Серафим ангелов, поющих вместе с братией, и сердце его переполнялось неизреченной радостью. Однажды было у него видение самого Господа, о чем он впоследствии вспоминал так: «Случилось мне служить с отцом Пахомием в Святый и Великий Четверток... Вдруг озарил меня луч как бы солнечного света. Взглянув на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа во образе Сына Человеческого в славе, сияющего неизреченным светом и окруженного как бы роем пчелиным, небесными силами: ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и, воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем он, вступив в местный образ Свой, что близ царских врат, преобразился, окруженный ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всей церкви. Я же... удостоился особенного от него благословения. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу». Серафим стоял, как парализованный, в алтаре около двух часов, лицо его менялось поминутно: то покрывалось белизной, то переливалось румянцем. И долго еще он не мог ничего говорить, созерцая в душе дивное видение Господа.
В 1793 году Серафима возвели в сан иеромонаха. Через год умер его духовный наставник, строитель Саровской пустыни отец Пахомий, поручив перед смертью Серафиму заботу о Дивеевской общине — женской обители в 12 верстах от Саровского монастыря. Через две недели после кончины отца Пахомия преподобный Серафим попросил у нового строителя благословения на пустынножительство. Наступил канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. В этот день, шестнадцать лет тому назад, Прохор Мошнин вошел в обитель, а теперь Царица Небесная повела своего избранника на другой, более жертвенный, подвиг уединенного служения Господу.
Преподобный Серафим поселился в пустынной келье («дальней пустыньке», как любил называть праведник свое жилище) — небольшой деревянной избушке верстах в 5—6 от монастыря. Избушка находилась на берегу реки Саровки в глухом сосновом лесу на высоком холме. Все это место пустынник называл Афонской горой, другим окрестным местам он также дал имена святых мест Палестины, чтобы они живо напоминали ему события земной жизни Спасителя. Были здесь и свой Вифлеем, и Назарет, и Голгофа, и на каждом месте, ощущая присутствие Господа, он предавался размышлениям и молитвам, соответствующим по содержанию и настроению данному историческому месту.
Иноческие правила отец Серафим соблюдал по образцу строгих пустынножителей, читая молитвы и исполняя псалмы в течение суток с небольшими перерывами. Увлеченно читал пустынник и Святое Писание, особенно Евангелие, которое всегда носил при себе, чтение которого считал чрезвычайно важным в духовном совершенствовании и называл «снабдением души». «Очень полезно, — говорил преподобный, — заниматься изучением слова Божия в уединении, прочитать всю Библию разумно» , надо «так обучить себя, чтобы ум как бы плавал в Законе Господнем, по руководству которого должно устроять и жизнь свою».
Часть своего времени преподобный Серафим посвящал физическому труду. На небольшом огородике он выращивал картофель, свеклу и лук, завел пчельник, рубил в лесу дрова. Питался отшельник скудно, преимущественно растительной пищей, только чтобы поддержать телесные силы, необходимые для выполнения ритуала пустынножительства. Впоследствии отец Серафим со свойственным ему милым, каким-то детским лукавством вспоминал о своем рационе, состоящем из лесного травянистого растения сныти обыкновенной, молодые побеги которой съедобны: «Я сам себе готовил кушанье из снитки... Я рвал ее, да в горшок клал, немного вольешь, бывало, в него водицы — славное выходит кушанее. На зиму я снитку сушил и этим одним питался, а братия удивлялась, чем я питался. А я снитку ел... И о сем братии не открывал».
Накануне воскресений и праздников преподобный Серафим приходил в обитель, участвовал в вечерней и ночной службе, за утренней литургией причащался, как обычно, Святых Тайн в больничной церкви и, взяв с собой хлеба на неделю, удалялся в свою пустыньку. Принесенный в келью хлеб праведник не ел, а делился им с разными обитателями Саровского леса. Один из братьев отца Серафима по вере рассказывал: «В полунощное время к кельи его собирались медведи, волки, зайцы и лисицы и вообще разные звери; подползали даже змеи, ящерицы и другие гады. Подвижник выходил из кельи и начинал кормить их». Многие гости пустынножителя видели, как он кормил из своих рук огромного медведя, и вначале сильно пугались, но, глядя на миролюбивое поведение огромного зверя и просветленное, как у ангела, лицо отца Серафима, преисполнялись восхищения перед его умением жить в полной гармонии с природой.
В келью подвижника приходили иногда иноки из обители и просили его благословения на пустынножительство. Преподобный Серафим ласково принимал их и благословлял на подвиг, но ни один из претендентов не смог вынести трудностей пустынножительства, и все возвращались назад в монастырь. Сам праведник советовал селиться не в одиночку, а по нескольку собратьев по вере, потому что трудности этого испытания вкупе с постоянными происками, искушениями дьявола превращали жизнь пустынника в ад, сравнимый с положением распятого на кресте. «Живущие в монастыре, — говорил преподобный, — борются с противными силами, как с голубями, а живущие в пустыни, как с львами и леопардами».
И действительно, враг нападал на него с такой силой, что порой слышался ему за стенами кельи то звериный вой, рев, хохот, то какой-то непонятный шум. Как-то раз даже были выломаны косяки двери и к ногам молящегося подвижника упало огромное дерево, которое потом не смогли вынести даже восемь человек.
Особенно ополчился враг на преподобного Серафима после того, как он отказался от почетного места игумена одного монастыря. Дьявол ниспослал на отшельника одно из тягчайших испытаний — душевную смуту. В эти моменты душевного уныния преподобный Серафим без конца призывал на помощь Господа. И Бог услышал его — неустанные молитвы и тяжелый физический труд изгнали из его души смутные мысли. Однако, кроме тяжелых душевных страданий, дьявол наслал на преподобного и страдания физические. В лесу, в то время как старец занимался рубкой дров, на него напали разбойники и стали требовать денег. После того как старец ответил, что таковых у него нет, разбойники до смерти его избили. Через несколько дней преподобный Серафим очнулся и, едва волоча ноги, побрел в монастырь. Напуганные его состоянием, братья по вере решили послать за врачом. Пока врача ожидали, преподобный Серафим задремал и тут явилось ему дивное видение — Царица Небесная в царской порфире, которая, подойдя к одру больного, произнесла: «Этот Нашего рода». После увиденного преподобный Серафим отказался от помощи врачей, предоставив себя на волю Господа и Пресвятой Богородицы. Вскоре он почувствовал себя лучше, но еще некоторое время оставался в монастыре, считая себя не готовым продолжать отшельническую жизнь. А после полного выздоровления старец вернулся в свою пустынь. За разбойников, причинивших ему много физических страданий, преподобный Серафим заступился, просил не наказывать их. Достаточно и того, что, узнав, какого святого человека подвергли они избиению, эти люди наказали себя сами.
Новая ступень духовного подвижничества преподобного Серафима — столпничество. Вечером он приходил к большому камню, лежавшему на полпути от обители к его лесной келье, становился на него и всю ночь стоял с воздетыми к небу руками, беспрерывно читая молитвы. Утром он приходил в свою келью и становился на другой камень, отрываясь от молитвы только для редкого принятия пищи. Это моление продолжалось 1000 ночей и 1000 дней, во время которых шла невидимая для мира борьба подвижника с князем Тьмы. На вопрос одного инока, помогал ли отшельнику Бог, тот ответил: «Да, иначе сил человеческих не хватило бы».
После того как в 1807 году умер почитаемый Серафимом старец Исайя, последний его духовный наставник, преподобный Серафим принял на себя новый подвиг — молчальничество. В таком состоянии старец пребывал 3 года. Во время молчальничества преподобный Серафим не выходил уже к посетителям. Когда же случайно встречал кого-то в лесу, то падал ниц и не вставал до тех пор, пока встреченный не проходил мимо. Этот подвиг состоял не только во внешнем молчании, но в безмолвии ума, в отречении от всех житейских мыслей и полной сосредоточенности ума в Боге. Впоследствии он говорил об этом своем подвиге: «Молчание приближает человека к Богу и делает его как бы земным ангелом. Ты только сиди в кельи своей во внимании и молчании и всеми мерами старайся приблизить себя к Господу, а Господь готов сделать тебя из человека ангелом... Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание».
За молчальничеством последовало высшее подвижничество — затвор. И если во время молчальничества преподобный Серафим почти безвылазно находился в своей пустынке, то теперь ему предложено было перебраться в монастырь, ввиду того, что ходить по воскресеньям и праздничным дням в обитель для причащения Святых Тайн ему было трудно из-за болезни ног. Преподобный Серафим принял это предложение и, после 15-летнего пребывания в дальней пустынке, в мае 1810 года, на 51-м году жизни вернулся в обитель.
Вновь увидела Саровская обитель своего великого молитвенника, столпника, пустынника и молчальника. Но ненадолго. Сразу по прибытии, не заходя в свою келью, отправился преподобный Серафим на всенощную в храм Успения Божией Матери, на другой день причастился Святых Тайн в больничной церкви и принял у настоятеля монастыря благословение на новый подвиг затворничества. Потом прошел в свою прежнюю келью и затворился в ней.
В глубокой тайне и безмолвии совершал преподобный свой многотрудный подвиг, ни одна живая душа не переступала порога его убогого жилища размером в 5 квадратных аршин. Когда сосед по келье, на которого возложено было послушание доставлять ему пищу, приносил ее и ставил у двери, отец Серафим накрывал себя большим полотном, чтобы никто не мог его видеть, отворял дверь и на коленях принимал пищу от брата, не произнося ни одного слова. «Совершенное безмолвие есть крест, — наставлял впоследствии отец Серафим, — на котором человек должен распять себя со всеми страстями и похотями... Пришедший в безмолвие должен непременно помнить, зачем пришел, чтобы не уклонилось сердце его к чему-либо другому». Отшельник, как и в дальней пустыньке, совершал все ежедневные службы, кроме литургии, в остальное время предавался молитвам и чтению Священного писания «для того, чтобы дать духу своему возноситься в небесные обители и питаться от сладчайшей беседы с Господом». И Господь не только приближал к себе праведника в его стремлении к духовному общению, но и в ответ на мольбу его о созерцании небесной обители удостоил отца Серафима чудесным видением. Тот был настолько восхищен неземной красотой увиденного, что спустя годы так описывал свое впечатление послушнику Ивану Тихоновичу: «Если бы ты знал, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келия наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его». И на лице старца во время произнесения этих слов была такая радость и восторг небесный, что его хотелось назвать земным ангелом и небесным человеком, вспоминал собеседник отца Серафима.
По истечении пяти лет строгого затвора праведник, по-видимому, повинуясь неведомому окружающим указанию свыше, ослабил затвор, открыв дверь в келью для всех желающих видеть его. Однако обета молчания не нарушил — видно, не кончился еще срок, установленный Господом для безмолвия. И так продолжалось еще пять лет, в течение которых преподобный лишь одним примером своей непрестанной духовной работы и безмолвной жизни в окружении посетителей проповедовал христианские идеалы убедительнее проповедей. Потом явилась к нему Царица Небесная и разрешила открыть уста для поучения и утешения приходящих к нему богомольцев. С тех пор окончился молчальнический подвиг отца Серафима, но обет затворничества исполнялся им по-прежнему неукоснительно.
Слава великого подвижника разнеслась далеко за пределы Саровской обители — и после прекращения им безмолвного служения Господу со всех концов России потянулись к нему верующие за утешением и благословением. С ранней литургии и до вечера стекались к нему жаждущие духовной пищи, и не знало сердце преподобного различия между ними. Всех он принимал с одинаковой любовью, всех встречал земным поклоном и целованием, всех приветствовал словами «Христос Воскресе» и каждого называл «радость моя». Скромная монашеская келья не могла вместить всех желающих духовного общения с праведником, и начал он просить у Господа позволения на полное окончание затвора, чтобы самому выходить к людям и служить им. Наконец молитва его была услышана: 25 ноября 1825 года вновь явилась к нему Царица Небесная и повелела своему избраннику оставить затвор и идти в пустыньку. В тот же день, после пятнадцатилетнего пребывания в затворе, отец Серафим отправился к настоятелю обители и, получив от него благословение, в первый раз за время затворничества вышел в лес и направился к своей дальней пустыньке.
Не дойдя до нее, на полпути между обителью и своей избушкой, увидел преподобный шедшую к нему с пригорка Владычицу с апостолами Петром и Иоанном Богословом. Пречистая ударила жезлом в землю, из которой пробился «источник фонтаном светлой воды», и, благословив произведенный ею источник, дала ему силу исцеления от болезней. Преподобный Серафим остался на этом месте, где стояли стопы Царицы Небесной, и без промедления занялся устройством чудесного источника, который должен был впоследствии исцелять людей. Все дни проводил святой старец за этим занятием, и, видя его старания, братья по монастырю пришли на помощь. Более того, они построили в этом месте преподобному Серафиму небольшую келью, в которой тот мог бы укрыться от дождя и снега, и все вместе это стало называться «ближней пустынькой». Так и жил здесь преподобный Серафим в постоянной молитве, занимаясь то святым источником, то огородом, то наведывался в дальнюю пустыньку. Но вскоре из Тамбова от епархиального архиерея пришло распоряжение, чтобы Серафиму больше не приносились Святые Дары, а чтобы он сам, каждый воскресный и праздничный день, являлся в монастырь для принятия Святых Тайн. Причиной такого распоряжения были доносы некоторых монахов, которые завидовали якобы свободной жизни отшельника.
Преподобный Серафим смиренно принял это распоряжение, после чего стал все праздничные дни приходить в больничную церковь для причащения. По рассказам современников, когда преподобный выходил из церкви после причащения, его встречали, стоя по обе стороны дороги, толпы людей, пришедшие просить святого старца помолиться за них. И он принимал их всех в своей маленькой келье в монастыре. Вообще, молитву за людей преподобный избрал теперь особым подвигом своей жизни, он вступал на новую ступень подвижничества — служение ближним.
Преподобный Серафим постоянно молился за людей. И сила этой молитвы была настолько велика, что в его келье сама собой зажигалась лампада, и не раз видели его во время молитвы стоящим в воздухе. «Идем это мы лугом, — передавала одна дивеевская сестра, трава зеленая да высокая такая... оглянулись, глядим, а батюшка-то и идет на аршин выше земли, даже не касаясь травы. Перепугались мы, заплакали и упали ему в ножки, а он говорит нам: «Радости мои, никому о сем не поведайте, пока я жив, а после моего отшествия от вас, пожалуй, и скажите!» Лицо преподобного теперь всегда было светлым и радостным.
Кто только не приходил за советом к преподобному Серафиму: и простые люди, и настоятели монастырей, и умудренные опытом духовной жизни монахи. «Трудно управлять душами человеческими, — говорил им преподобный, — учить других так же легко, как с нашего собора бросать на землю камешки, а проходить делом то, чему учишь, все равно, как бы самому носить камешки на верх собора». Преподобный ратовал за то, чтобы отличительной чертой любого настоятеля была любовь к подчиненным: «Матерью будь, а не отцом, к братии».
Так случилось, что, умирая, первая игуменья Дивеевской обители Александра (в миру Агафья Семеновна Мельгунова) просила преподобного Серафима не оставлять обитель своей заботой. К этому призвала святого старца и Сама Божья Матерь, явившись ему перед выходом его из затвора: «Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы Моей Агафьи?» По ее велению преподобный Серафим разделил обитель на два отделения, второе — для одних только девушек. «Как я сам девственник, — говорил преподобный, — то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были только одне девушки». «Дева, хранящая свое девство ради любви Христовой, имеет честь с ангелами — и есть невеста Христу». В новую обитель было взято восемь сестер-девственниц из обители монахини Александры. Для их прокормления построили мельницу, а вокруг нее — кельи для сестер. Преподобный Серафим дал девушкам новый устав, в основе которого лежало послушание.
Послушание праведник считал основой иноческого подвига, а служение церкви — высшей степенью послушания. Постоянно, денно и нощно, сестры попеременно читали Псалтырь, сами исполняли церковные должности дьячка, пономаря, ризничей и церковницы. «Нет паче послушания, как послушание церкви, — убеждал отец Серафим. — Если только тряпочкой протереть пол в доме Господнем, — превыше всякого другого дела поставится у Бога! И все, что ни творите в ней и как входите и исходите, — все должно творить со страхом и трепетом и никогда не престающей молитвою».
Всех пришедших к нему, богатых и бедных, праведников и грешников, мужчин и женщин, принимал преподобный Серафим с любовью и смирением, всем кланялся до земли и, благословляя, сам целовал у многих непосвященных людей руки. Никого не поражал он жестокими укоризнами и строгими выговорами, а если вынужден был обличать чужие грехи, то делал это настолько мягко и кротко, так тонко и ненавязчиво призывал к работе совесть собеседника, указывая путь спасения, что слушавший часто сперва и не понимал, что дело идет о его душе. Никто не выходил от него без ненавязчивого наставления, в конце концов его благодатные советы всегда доходили до сердца собеседника, все ощущали силу его любви, и многие окаменевшие сердцем люди покидали праведника со слезами раскаяния, умиления и просветления.
Однако не все в обители понимали высоту подвига старчества, взятого на себя под конец жизни отцом Серафимом. Многие монахи находили его жизнь «странной и соблазнительной» , упрекая его в том, что он принимает всех без разбору и ведет частые беседы с дивеевскими сестрами. Когда один из братьев сказал ему с упреком: «Тобою некоторые соблазняются», праведник отвечал ему с достоинством: «Я не соблазняюся тем, что мною одни пользуются, а другие соблазняются». И все же очень переживал отец Серафим незаслуженные обвинения, вносящие смуту в души верующих и отвлекающие их от общения с Богом, и смиренно просил игумена Нифонта: «Ты пастырь, не позволяй же всем напрасно говорить, беспокоить себя и путников, идущих к вечности».
Он всегда сверял свои мысли и дела со Священным писанием и жизнью святых отцов, и только получив подтверждение своей правоты, поступал, как предписывают заповеди Божии, в дальнейшем уже никогда не отступал от принятого решения. Один брат упрекнул отца Серафима: «Тебя много беспокоят обоих полов люди, и ты всех без всякого различия пускаешь к себе». На это старец ответил примером Илариона Великого, который не велел затворять дверей ради странников. «Положим, — сказал он, — что я затворю двери келии моей; но тогда приходящие к ней люди, жаждущие слова утешения, будут меня заклинать Богом и, не получа от меня ничего, будут с печалию возвращаться; какой же я тогда могу дать ответ на Страшном Суде Божием»? Другой спросил: «Что ты всех учишь?» И на это праведник ответил христианскими заповедями: «Я следую слову Божию, которое учит: Добро еже благословити Бога и возносити имя Его, словеса дел Божиих благочестно сказующе, и учению церкви, которая поет: не скрывай словеса Божия, возвещай чудеса Его».
Единственный раз в жизни был отец Серафим в Дивеево еще в сане иеродиакона вместе с отцом Пахомием, но дав обещание первой игуменье (и следуя завету Божией Матери) позаботиться о сестрах Дивеевской общины, свято соблюдал его до конца своей жизни. «Как нам оставить тех, о коих просила меня, убогого Серафима, матушка Агафья Семеновна!» — восклицал старец. Несмотря на все наветы, неустанно хлопотал праведник о благоустройстве обители и духовном развитии сестер. «Исповедую и Богом свидетельствую, что ни одного камешка я по своей воле у них не поставил, ниже слова единого от себя не сказал им и ни единую из них не принимал я по желанию своему, против воли Царицы Небесной». По словам преподобного, сама Царица Небесная обошла обитель своими стопами, поэтому по тем местам, где она прошла, старец велел прокопать канавку, которая впоследствии, при приходе антихриста, послужит крепостью и не даст дьяволу добраться до обители. Сестры сначала пренебрегли словами преподобного и некоторое время не начинали копать. Но однажды одна из них, выйдя ночью зачем-то из кельи, увидела самого старца, копающего канавку. Она тут же прибежала в обитель рассказать об увиденном другим монахиням. Когда те выбежали посмотреть — преподобный по-прежнему копал канавку. «Все мы, кто в чем только был, бросились на то место и, увидав батюшку, упали ему в ноги, но, поднявшись, не нашли его, лишь лопата и мотыжка лежали на ископанной земле».
Много людей приходило в обитель к старцу, и для всех у него находилось ласковое слово, никого не обходил он своей молитвой. Сам великий подвижник и ревнитель иночества, он никому не стремился навязать свой образ жизни, но с лаской, приветливостью и снисходительностью относился к каждому, в ком видел искреннее стремление к добру. «Для тебя и в мире немало добрых дел найдется, если захочешь творить их от доброй души своей, — говорил он одной желавшей поступить в монастырь. — В мире угоднее творить Божии дела, потому что на миру их труднее совершить... И такие дела людей зачтутся им по милости Божией сторицею». Старец всем советовал молитвенное правило: утром трижды прочитать молитвы Господу, Богородице, Пресвятой Троице и один раз — Символ веры, то же повторить вечером. Тем же, кто по разным обстоятельствам не мог выполнять и этого необременительного правила, преподобный советовал читать молитвы и во время занятий, и при ходьбе, и даже в постели, ссылаясь на слова из Святого Писания: «Всякий, кто призывает имя Господне, спасется».
Ранним утром 25 марта 1831 года, в праздник Благовещения, преподобный Серафим удостоился двенадцатого и последнего посещения Богоматери. Присутствовала при этом и свидетельница — дивеевская старица Евпраксия (Евдокия Ефремовна), которую преподобный пригласил накануне этого дня для моления. «Ах, радость моя, я тебя давно ожидал, — с радостью встретил ее старец. — Какая нам с тобой милость и благодать от Божией Матери готовится в настоящий праздник! Велик этот день будет для нас! Давай молиться!» После этих слов преподобный Серафим, сняв с себя мантию, надел ее на старицу Евпраксию и стал читать акафисты и каноны. Прочитав их, снова обратился к сестре: «Не убойся, не устрашись, благодать Божия к нам является! Держись за меня крепко!»
После этих слов старца, вспоминает сестра Евпраксия, послышался шум ветра, затем пение, сама отворилась дверь в келью и стало необычно светло. Тут же в келью вступили бесплотные силы в виде двух ангелов с золотыми волосами, в руках у них были ветви цветов. За ангелами, в белых блестящих одеждах шли святой Иоанн Предтеча и святой апостол Иоанн Богослов. Дальше, в сонме двенадцати дев, — Сама Царица Небесная.
Необычайно красива была одежда на Богоматери. Верхняя риза — сплошь украшена крестиками, нижняя — зеленого цвета — перепоясана. Поверх риз — епитрахиль, на руках — поручи, и все — в крестиках. Длинные волосы украшал царский венец.
Девы, окружавшие Царицу Небесную, были ниже ее ростом, но все очень красивы. Они образовали круг, в центре которого — Богоматерь. «Я испугалась и упала, — рассказывала старица Евпраксия. — Царица Небесная подошла ко мне и, коснувшись правой рукой, сказала: «Встань, девица, и не убойся нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со Мною». После этого Царица Небесная велела Евпраксии подойти к каждой деве, спросить ее имя и узнать о жизни, проведенной на земле. Евпраксия спрашивала, а девы рассказывали ей свою жизнь и подвиги мученичества за Христа. Сама Владычица в это время беседовала с преподобным, и Евпраксия услышала, что она просила старца не оставить своей заботой дивеевских сирот. «Владычица! Я собираю их, но сам не могу их управить», — говорил преподобный. — «Я тебе, любимче Мой, во всем помогу!» — сказала Богоматерь. — «Возложи на них послушание; если исправят, то будут с тобою и близ Меня, а если потеряют мудрость, то лишатся участи сих ближних дев Моих. Кто обидит их, тот поражен будет от Меня; кто послужит им ради Господа, тот помилован будет пред Богом». А еще Богоматерь сказала преподобному Серафиму: «Скоро, любимче Мой, будешь с нами!». А старице Евпраксии: «Это видение тебе дано ради молитвы отца Серафима». После этого видение исчезло.
Слова Владычицы «Скоро, любимче мой, будешь с нами» преподобный Серафим воспринял как указание о его близкой кончине. Силы его заметно слабели, он уже не мог каждый день ходить в свою пустыньку, реже стал выходить из своей кельи. «Я слабею силами, — говорил он дивеевским сестрам, — живите теперь одни, оставляю вас и поручаю Царице Небесной». Часто и подолгу сидел он в сенях своей кельи у гроба, погруженный в размышления, иногда — горько плачущий; в беседах с друзьями старец готовил их к мысли о скорой разлуке в бренном мире. «Мы не увидимся больше с вами, — говорил он. — Жизнь моя сокращается, духом я как бы сейчас родился, а телом — уже мертв».
1 января 1833 года отец Серафим пришел в последний раз к обедне в любимую им больничную церковь святых Зосимы и Савватия, сам поставил свечи ко всем иконам, приложился к ним и приобщился Святых Тайн. После обедни он простился со всеми бывшими в храме братьями, благословил и поцеловал всех, говоря: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте, нынешний день венцы готовятся». Старец всем показался очень слабым, но спокойным, веселым и просветленным. Сосед его по келье отец Павел рассказывал, что в течение этого дня преподобный Серафим трижды выходил на предназначенное ему для погребения место и подолгу стоял там, глядя на землю, а вечером пел в своей келье пасхальные и другие победные духовные песни.
Утром 2 января брат Павел, выйдя из своей кельи к утренней литургии, почувствовал в сенях запах дыма и постучался в дверь отца Серафима, но дверь изнутри была заперта, а ответа на стук не последовало. Он выбежал на крыльцо и позвал на помощь идущих на службу монахов, которые сорвали дверь с крючка и вошли в келью старца. Огня не было, но было сильно задымлено, вероятно, от упавшего свечного нагара загорелись лежащие на скамейке у порога холст и книги. Монахи забросали тлеющие предметы снегом, один из них побежал в церковь к службе и сообщил о случившемся. Прибежавший в келью батюшки ученик его Иоанн увидел его стоящим на коленях перед любимой иконой Божией Матери «Умиление» с закрытыми глазами и сложенными крестообразно руками. Предположив, что старец находится в таком молитвенном подвиге, что даже не заметил происходящего в келье, ученик долго не решался побеспокоить его. Наконец осмелился сказать ему: «Батюшка! Вы не почувствовали, что могли сгореть?» Не получив ответа, подошел к отцу Серафиму и с величайшей горечью увидел, сто тот скончался. Иоанн взял батюшку на руки и, обливая его тело слезами, вынес во двор.
Горестная весть быстро разнеслась по окрестностям Саровской пустыни, и народ скорбными толпами спешил в обитель поклониться останкам молитвенника земли русской. В течение 8 суток тело праведника лежало в соборе в сделанном им самим открытом гробу с образом преподобного Сергия на груди согласно просьбе усопшего. При погребении не было сказано никаких речей, какое-то благоговейное умиление царило в душах собравшихся и искренняя вера в неразрывную духовную связь с ушедшим. Эта вера сделала могилу преподобного Серафима любимым местом духовного общения с ним согласно его призыву и обещанию: «Когда меня не станет, вы ко мне на гробик ходите! Как вам время, вы и идите, и чем чаще, тем лучше. Все, что есть у вас на душе, что бы ни случилось с вами, придите ко мне да все горе с собой и принесите на мой гробик! Припав к земле, как живому, все и расскажите, и услышу вас, и вся скорбь ваша отляжет и пройдет! Как вы с живым всегда говорили, так и тут! Для вас я живой есть и буду вовеки!»
СЕРАФИМ САРОВСКИЙ
Пророк не тот, кто способен мыслить о Боге, но кто собою, в жизни, о Нем возвещает, чьими устами говорит Бог.
Протоиерей Сергий Булгаков
Согласно общепринятому толкованию слово «пророк» означает предсказатель воли божества, богов в религиоз-номистических представлениях; второе значение слова — предсказатель будущего. Смысловое различие двух значений очевидно: исторически пророк (прорицатель) — жрец какого-либо религиозного культа, удостоенный чести быть приближенным к Богу и воспроизводить простым смертным Божественную волю. То есть согласно этому толкованию пророк лишь озвучивает промысел Божий, полностью подчиняясь Божией воле.
Второе определение слова — более современно, вторично. Пророк в данном случае не связан принадлежностью к конкретному религиозному институту и, естественно, не является выразителем чужой воли. Его откровения о будущем — плод знаний, сконцентрированности и воображения. Предсказатель использует свои подсознательные, экстрасенсорные возможности, заглядывает глубоко внутрь себя, чтобы увидеть будущее мира внешнего. То есть он не выражает чужую волю, а раскрывает свой духовный потенциал, обостренно воспринимая тайные знаки подсознания.
СОДЕРЖАНИЕ
Предсказания и советы Святых старцев
© EDGARCAYSI.NAROD.RU