было возведено до 5 тысяч церквей — по одной на каждый день царствования.
Политика восстановления старых монастырей была направлена на поддержание в народе православия, того «русского духа», - о котором сложены былины. Император любил все русское: русскую речь, одежду, песню, которая вышла при нем из забвения. Сам он был похож на былинного русского богатыря — высокий, могучий, с величественной осанкой и твердой поступью, спокойный, воздержанный, миролюбивый. Семейная жизнь его складывалась счастливо. Он был отцом последнего царя-мученика Николая II, принесшего себя в жертву за грехи России.
Одним словом, Александр III обеспечил могущество, богатство и благосостояние державы. Но не дал Бог Государю Миротворцу долгой жизни, как прообраз того, что и Святой Руси жить осталось недолго. Уже через четверть века после его смерти бывшие подданные уничтожали те самые церкви, расстреливали «врагов народа» священников, затеяли братоубийственную Гражданскую войну...
Роковая болезнь обнаружилась и обострилась у Императора за год до смерти. Врачи предписали ему изменить режим, но это было не в характере Александра III. Он по-прежнему очень много работал. В конце концов Александру III врачами было предписано ехать на остров Корфу в Ионическом архипелаге. Но мысль расстаться с Россией была тяжела для больного. 21 сентября 1894 года царская семья прибыла в Ливадию, а 5 октября по телеграфу на всю Россию разнеслось зловещее сообщение - «В состоянии здоровья Государя Императора замечается ухудшение - общая слабость и слабость сердца увеличиваются».
8 октября в Ливадию приехала греческая королева Ольга Константиновна и ее мать Великая Княгиня Александра Иосифовна, которая и привезла с собой кронштадтского пастыря. На военном корабле прибыли они в Ялту, и отец Иоанн сразу же отправился в малую церковь при дворце служить заздравную литургию. Весть о пребывании в Крыму отца Иоанна мгновенно распространилась по всей округе, и дом, где он жил, стал осаждать народ. Толпа начинала собираться с трех часов ночи и дежурила до шести, когда батюшка появлялся в подъезде. Первыми подходили к нему русские, последними — инородцы и смиренно преклоняли головы.
Здесь отец Иоанн исцелил парализованного татарина, которого привезли на арбе. После того как батюшка помолился с его женой, сказав ей: «Будем молиться вместе: ты молись по-своему; а я по-своему», татарин встал и сам пошел...
10 октября Император встретился с отцом Иоанном. «Я был позван в 11 часов утра, — записал батюшка. — Идучи к Высокому Больному, я думал: как бы мне лучше, сердечнее приветствовать царя, тяжко больного? А незадолго пред этим я читал Послание св. апостола Павла к ученику его Тимофею, и в нем особенно мне показались пригодными в моем положении для первого привета царю слова, выражающие величие Господа — Царя царей, от Которого все цари получают свою державу и власть над народами. Я и запомнил эти слова. Вхожу в кабинет Его Величества. Государь встретил меня стоя, в шинели, хотя сильный отек в ногах не позволял ему стоять. Я приветствовал его... После этого благодарил Государя, что он удостоил меня пригласить в Ливадию и лицезреть его особу. Он изволил сказать, что он «не смел сам пригласить в такой далекий край России.»
После этого посещения Александру III стало настолько лучше, что начали надеяться если не на полное выздоровление, то на улучшение, которое позволило бы больному прожить при строгом соблюдении советов врачей еще годы. 17 октября Ялта с утра особенно оживилась - улицы запестрели флагами, отовсюду несся колокольный звон, призывая всех к молитве за царя.
Гражданские и военные власти, чиновники разных ведомств в праздничной форме и оживленные обыватели спешили в храмы, которые были переполнены в тот день. Русские люди, вспоминая чудесное спасение царя с семьей в этот день в 1888 году, молились и теперь о спасении его
от новой грозной опасности — от тяжкого недуга. Отслужили и панихиду по убиенным во время того страшного крушения, когда царский поезд сошел с рельсов. Крыша вагона, в котором во время обеда находилась царская семья, стала проваливаться, и Император принял на свои могучие плечи падающую крышу и держал ее до тех пор, пока его жена и дети не выбрались живыми и невредимыми из-под обломков.
И все же могучий, почти двухметровый великан угасал. «Я не считал свою миссию выполненной, доколе сам не причащу Высокого Больного...» В день памяти о чудесном спасении отец Иоанн причастил Императора — второй раз за время болезни.
18 октября началось резкое ухудшение самочувствия, хотя Государь не жаловался и не терял самообладания, зная, что умирает.
В роковой день 20 октября Император пожелал еще раз причаститься из рук своего духовника протопресвитера Янышева, после чего стал прощаться с членами Императорской Фамилии. В одиннадцать часов утра положение больного резко ухудшилось. Он пожелал встретиться с отцом Иоанном. «Я поспешил явиться, — записал батюшка, — тотчас по совершении литургии и оставался в Высочайшем присутствии до самой блаженной кончины Государя. По желанию Государыни Императрицы я прочитал молитву об исцелении болящего и помазал его елеем из лампады от чтимой чудотворной иконы, доставленной усердствующими чрез одного из ялтинских священников. Приняв с искренней верой это благочестивое усердие, Государь Император выразил желание, чтобы я возложил мои руки на главу его, и я долго держал их. Государь находился в полном сознании, просил меня отдохнуть, но я сказал, что не чувствую усталости, и спросил его:
— Не тяжело ли Вашему Величеству, что держу долго руки мои на голове Вашей?
— Напротив, мне очень легко, когда Вы их держите, — сказал он. Потом ему угодно было сказать: — Вас любит русский народ.
— Да, — отвечал я. — Ваш народ любит меня.
— Любит...»
Незадолго перед кончиной Государя отец Иоанн снова молился. Императрица ни днем ни ночью не покидала супруга, до последней минуты была непоколебимо верна своему долгу и чувству. В течение 28 лет она служила образцом и примером супруги русским женщинам.
«Он тихо скончался, — свидетельствовал отец Иоанн. — Вся Семья Царская безмолвно, с покорностью воле Всевышнего, преклонила колена. Душа же Помазанника Божия тихо отошла ко Господу, и я снял руки свои с главы его, на которой выступил холодный пот. Мир душе твоей, Великий Государь и верный слуга Царя царствующих! Не плачь и не сетуй, Россия! Хотя ты и не вымолила у Бога исцеления своему Царю, но вымолила за то тихую, христианскую кончину, и добрый конец увенчал славную его жизнь, а это дороже всего!» Императору было всего 49 лет...
Отчего же столь великий чудотворец, как отец Иоанн, не мог исцелить царя, хотя в то же время исцелил больного магометанина?.. Напомним, что Господь не всегда исполнял молитвы даже Первоверховного апостола Своего Петра, и дело не в силе молитвы. Смысл всего надо искать на путях неисповедимого Промысла Божия, где смерть Императора была предрешена, и ничто не могло изменить его судьбы. Отец Иоанн писал в одной газете - «Я мертвых воскрешал, а Батюшку-Царя Александра III не мог у Господа вымолить. Да будет на все Его Святая воля».
20 октября 1894 года в четыре часа пополудни на площади перед Малой церковью Ливадии протопресвитер Янышев прочитал Высочайший Манифест, в котором Император Николай II возвестил народу своему о кончине царя Миротворца и о вступлении своем на прародительский престол. Потом он привел к присяге на служение новому Государю России особ Царской Фамилии, чины двора и войска. Началась недолгая, двадцатидвухлетняя эпоха последнего российского Императора, Царя-Мученика Николая II, которого его великий отец Александр III в своих заветах предупреждал- «Помни, у России нет друзей. Нашей огромности боятся».
Действительно, Россия превратилась к концу XIX века в мощнейшую мировую державу, равную «1/6 части света», как торжественно провозглашали коммунисты, имея в виду СССР, будто им принадлежала честь собирания стольких земель. Ф. Энгельс утверждал - «Ни одна революция в Европе и во всем мире не может достигнуть окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство».
Отчего же так? На это недвусмысленно отвечает святой Иоанн Кронштадтский: «Да, чрез посредство державных лиц (царей, помазанников Божиих. — Н. Г.) Господь блюдет благо царств земных и особенно благо мира Церкви Своей, не допуская безбожным учениям, ересям и расколам обуревать ее. И величайший злодей мира, который явится в последнее время, антихрист, не может появиться среди нас по причине самодержавной власти, сдерживающей бесчинное шатание и нелепое учение безбожников».
Идеолог уже победившего марксизма Лев Троцкий в своих воспоминаниях признавал, что больше всего Советы боялись, чтобы не был провозглашен царь, ибо тогда было бы неизбежно падение советской власти.
«Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь Самодержец, удаления которого домогается определенная публика...»
Множилось число внешних врагов самодержавной России, однако самый главный враг таился в душе народа. О нем пророчествовали все святые XIX века: преподобный Серафим Саровский, святители Филарет (Дроздов), Игнатий (Брянчанинов), Феофан (Затворник). Емко и образно сказал об этом замечательный русский писатель М. М. Пришвин. В своем дневнике (21 февраля 1918 г.) он пишет о расстреле 27 октября (3 ноября ст. ст., еще до октябрьского переворота) пустого Московского Кремля. «В чем же оказалась наша самая большая беда? Конечно, в поругании святынь народных - неважно, что снаряд сделал дыру в Успенском соборе, — это легко заделать. А беда в том духе, который направил пушку на Успенский собор. Раз он посягнул на это, ему ничего не стоит посягнуть и на личность человеческую».
Десятью годами раньше отец Иоанн Кронштадтский писал - «А теперь исчезла правда, и повсюду неправда и в печати, и в жизни... Чего ожидать впереди, если будет продолжаться такое безверие, такая испорченность нравов, такое безначалие? Снова ли приходить на землю Христу? Снова ли распинаться и умирать за нас? Нет, полно глумиться над Богом, полно попирать Его святые законы!»
Речь идет все о том же духе антихриста, который уже поразил русский народ, и наказание за это неминуемо приближалось в виде «Великой Октябрьской социалистической революции».
«Незадолго до блаженной кончины отца Иоанна он часто любил служить обедню в подворье Леушинского монастыря, — вспоминал И. К. Сурский. — Мы с женой постоянно посещали эти службы, и многократно отец Иоанн в проповедях своих грозно пророчествовал и громогласно взывал — Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете!
Он не говорил, а кричал, поднимая руки кверху. Впечатление было потрясающее, ужас овладевал присутствующими, и в храме раздавались плач и рыдания. Мы с женой недоумевали, что же это будет: война, землетрясение, наводнение? Однако, по силе слов пророка, мы понимали, что будет много ужаснее, и высказывали предположение, что перевернется ось земная. Игуменья же Таисия, восьмидесятилетняя старица, спросила отца Иоанна:
— Когда же, батюшка, это время будет?
— Мы с тобой, матушка, не доживем, а вот они, — он указал на монахинь, — доживут.
Теперь же все, конечно, понимают, про какое время говорил отец Иоанн».
Еще одно свидетельство от 1934 года бело-эмигранта П. М.
«В 1900—1903 годах учился я в Ораниенбауме в Офицерской стрелковой школе, куда часто приезжал покойный протоиерей Иоанн Кронштадтский, который говорил, что уже близко время, что разделится народ на партии, восстанет брат на брата, сын на отца и отец на сына и прольется много крови на русской земле. Часть русского народа будет изгнана из пределов России, изгнанники вернутся в свои родные края, но не так скоро, своих мест не узнают и не будут знать, где их родные похоронены. Я покойному протоиерею не верил. Но теперь вспоминаю его слова».
Пророк никогда не запугивает народ. Указывая на грядущие бедствия, он взывает к совести всех и каждого и пробуждает в людях страх Божий, который есть начало покаяния.
И время появления пророков никогда не бывает случайным. Что касается праведного Иоанна Кронштадтского, то замечательно сказал современник батюшки протоиерей Павел Лахотский:
«В отце Иоанне была нужда именно в наше время. Неверие, кощунство, издевательство над всем святым, наглая ложь обрушились на Христа Бога и на Церковь. И вот как бы для того, чтобы подготовить верующий народ выдержать этот страшный натиск сил ада, Господь воздвиг отца Иоанна, чтобы он стал народной верой и народной совестью, собрал и сосредоточил в нем все лучшие черты православной народной души; наградил его обильными благодатными дарами, даже — до великого дара чудотворений, чтобы он был оплотом немощных в вере, защитой слабых, прибежищем колеблющихся, подкреплением малодушных. По огромному влиянию, какое имел отец Иоанн на народ, можно решительно сказать, что весьма многие устояли в вере, не изменили ей потому, что заимствовали твердость веры от его силы; не отдали своего сердца врагам Христовым, потому что спасла их любовь к отцу Иоанну, в котором, видимо, жил Христос».
Возвращаясь к кончине Александра III, отметим, что «верующий народ» не разочаровался в своем пастыре-молитвеннике, осознавая, что чудо выздоровления Императора не зависело от воли отца Иоанна. Проявленное же царем внимание к батюшке стало сигналом для усиленного чествования и признания заслуг уже чтимого народом чудотворца. Удивительно, но образцовый пастырь, вполне достойный занимать кафедру патриарха, был до сих пор только служащим протоиереем при скромном провинциальном кронштадтском соборе. И лишь в год смерти Александра III, через сорок лет после принятия священства, отец Иоанн Ильич Сергиев стал настоятелем кронштадтского Андреевского собора. Но он остался так же кроток и смирен сердцем. И все так же не переводились люди, даже и из ближайшего окружения пастыря, которые не видели нового пророка в своем Отечестве.
Грустно и смешно читать о споре настоятеля и псаломщика Андреевского собора, про которого батюшке сообщили, что тот зарабатывает огромные деньги от посетителей отца Иоанна и платит за образование дочери восемьсот рублей, а между тем получает всего двадцать рублей официального жалованья. Лучше бы эти деньги отдать действительно нуждающимся. Эта мысль понравилась отцу Иоанну, и он распорядился, чтобы двадцать рублей получал другой человек. Псаломщик, узнав об этом распоряжении, явился к своему настоятелю и стал грубо кричать, требуя возвращения денег. В тот момент вошел другой псаломщик, Киселев, из образованных, и сказал буянившему - «Как ты смеешь так оскорблять своего настоятеля!» Тогда только отец Иоанн вспомнил, что он настоятель, и повторил слова своего защитника - «Да, в самом деле, как ты смеешь оскорблять своего настоятеля?» Кончилось все тем, что батюшка распорядился оставить обиженному псаломщику двадцать рублей жалованья...
Воистину от царя до последнего подданного повидал праведный Иоанн Кронштадтский, со всеми находил общий язык. С сотнями тысяч людей повидался и переговорил пастырь, много дорог исколесил, изъездил — на паровозе, пароходе, в коляске. В каких только обществах не был принят. Несомненно, он знал Россию. И знание это не было утешительным...