С раннего детства Варфоломей был набожным и посещал церкви, но ему много пришлось перенести неприятностей и дома, и в школе из-за того, что ему не давалась грамота. После того как Варфоломей встретился с ангелом в виде монаха-схимника, у него открылись «духовные глаза». Варфоломея Сам Бог одарил способностью читать, понимать и толковать Писание. По просьбе отрока старец посетил дом его родителей, и как же удивились они, когда, по благословению его, Варфоломей стал перед трапезой стройно читать псалмы.
Тогда старец предсказал им будущее духовное величие отрока как служителя Пресвятой Троицы.
Известно предание, живущее среди народа, что таинственный схимник передал Варфоломею и чудесный камень с указанием зарыть его в определенном месте. Нигде не записано, где зарыт камень, но придет время — и будет указано это место. Этот факт говорит о том, что живо в народе понимание той духовной силы Сергия, которая в течение многих столетий питала Землю Русскую.
С этого времени в Варфоломее как бы проснулось предчувствие предстоящего ему подвига, и он всею душой пристрастился к богослужению и изучению священных книг. Он ел только хлеб и воду, соблюдая пост в среды и пятницы. Мать свою он убедил не мешать ему. Когда Варфоломею исполнилось 15 лет, родители его, сильно обедневшие от татарских набегов, оставили древний Ростов и переселились в Московское княжество, в маленький город Радонеж, под покровительство московских князей. По исполнении 20 лет Варфоломей стал просить родителей благословения на монашеский постриг, но родители просили его не оставлять их до кончины, и любящий сын подчинился их воле. Перед кончиной своей Кирилл и Мария постриглись в хотьковом Покровском монастыре.
Похоронив родителей, Варфоломей и старший брат его Стефан, к тому времени уже овдовевший и принявший монашество, решили уйти на отшельничество. Свою часть наследства Варфоломей отдал женатому своему брату Петру, оставив лишь часть для раздачи нищим, на помин души усопших родителей. В дремучем глухом лесу, в 60 километрах от Москвы, братья нашли полюбившееся им место, называемое Маковец, и поставили здесь церковь во имя Пресвятой Троицы, с благословения митрополита Феогноста, принявшего пустынников. Место это поражало своей красотою, и, как летопись утверждает, «глаголет же древний, видяху на том месте прежде свет, и инии огнь, а инии благоухание слышаху». Но Стефан не выдержал тяжести пустыннической жизни и очень скоро ушел в московский Богоявленский монастырь. Варфоломей остался один.
Когда ему было 23 года, игумен ближайшего монастыря Митрофан постриг его 7 октября, в день святых мучеников Сергия и Вакха, и дал Варфоломею имя Сергий. Семь дней провел новопостриженный инок в церкви, ежедневно причащаясь Святых Христовых Тайн и питаясь лишь одной просфорой. Затем Митрофан вернулся в свой монастырь, и Сергий остался один.
Тяжела была его пустынническая жизнь. Подобно Иисусу Христу, он был искушаем бесами. Эта борьба с темными силами отмечена во всех учениях под разными наименованиями, и ни один из вступивших на путь духовного совершенствования не может избежать ее.
«Представим себе, — пишет Роговин в своем очерке «Сергий Радонежский», — обстановку такого ночного одиночества в глухую зимнюю пору; в малой келье полутемно и отовсюду дует пронизывающим зимним холодом, ветер свищет и стонет в трубе и ударяет порывами в окна и стены, издали подвывают волки, подбирающиеся к человеческому жилью, а в окна из мрака ночи словно заглядывают какие-то искаженные, страшные, злобные лига; из воя ветра порою выделяются дикие раскаты хохота, угрожающие голоса; кругом мрак и сознание полного одиночества, а молодой инок стоит перед святыми иконами в напряженной молитве, такое умиление души побеждает и страх, и усталость, и ощущение холода. После короткого сна трудный рабочий день, и так однообразно вереницею тянутся короткие зимние дни и бесконечные ночи».
Видимо, он более всего подвергался искушению «страхованиями», другие искушения чужды были его чистоте душевной. Но, как мы видим, и с этими «страхованиями» он скоро совладал ясностью духа и великою верою в Силы Высшие, хранившие его, об этом свидетельствует вскоре начавшийся появляться вслед за натиском темных необычайный свет, который и рассеивал полчища бесовские.
Часто пробегали мимо него стаи волков — они подходили к нему, обнюхивали его. Но преподобный ограждал себя молитвой и не боялся их. Посещали его и медведи. Один медведь целый год приходил к нему, и пустынник делился с ним последним куском хлеба; когда же у него бывал лишь один кусок, он его отдавал медведю, а сам оставался голодным, потому что зверь неразумен и не понимает необходимости терпения и воздержания. Но случалось, что и одного куска у него не было, и, не получая привычного подаяния, зверь начинал жалобно выть; тогда преподобный выходил к нему и начинал ласково его уговаривать, но зверь не понимал его и выл...
«Какие тайны подвигов скрыла непроходимая чаща соснового бора, вкарабкавшегося по тому холму, на котором поселился чудный отшельник? — писал в своем очерке В. Никаноров. — Сколько было невыразимой красоты в этой жизни, все содержание которой можно обнять одним словом «Бог»... Ни одна живая душа не пробиралась еще в таинственное уединение. Никого не было между пламенеющим духом, рвавшимся к Богу, и взирающим на славный подвиг... Словно костер незагасимый зажегся тогда в дремучем лесу, на этом месте Сергиевом».
Самая высшая из молитв — это непрестанное удивление Творцу — больше всего наполняла душу преподобного Сергия. У него были и светлые видения, связанные с ангелами, Богоматерью. Целые ночи проводил преподобный, углубившись в молитву, днем же он трудился: рубил дрова, возделывал огород и читал Слово Божие. Вскоре распространились слухи о благочестии и отшельническом подвиге Сергия. К нему стали приходить монахи, прося принять их в сподвижники. Сергий проницательно разбирался в их побуждении и душевном складе. Никогда не отказывал искренно искавшим подвига, лишь предупреждал их о трудности пустынного жития и о страхах, обуревавших новичков. Он говорил им:
«Приемлю вас, но да будет известно каждому из вас, что если пришли работать Богу и хотите здесь со мною безмолвствовать, то уготовайте себе претерпеть беды, и печали, и нужды, и недостаток; ибо многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное.,. Но не бойся же, мало стадо, я верю, веруйте и вы, что Господь не предаст вас до конца искушенными быть против ваших сил. Ныне печалью исполнены будем, а завтра печаль наша радостью будет и преизбудет, и никто не может взять радости нашей. Дерзайте, дерзайте, люди Божии!»
Он предупреждал иноков о трудностях пустынножительства:
«Приготовьте сердца ваши не на покой и беспечалие, а на терпение, чтобы переносить всякое искушение и всякий труд, приготовьтесь на пост, на подвиги духовные и на многие скорби!»
Всего в Радонежской пустыни собралось 12 иноков. Так возник монастырь, превратившийся в Великую лавру. Скромен и убог был тогда ее вид. В глухом бору над речкой была расчищена поляна и обнесена тыном, на ней стояла небольшая церковь и несколько малых келий. Между ними росли деревья и торчали пни, кое-где были сделаны грядки, на которых иноки выращивали овощи.
Тихо и мирно протекала жизнь иноков. Ежедневно собирались они в церковь и отправляли полунощницу, утреню, часы, вечерню и повечерие, а Божественную литургию служил священник из ближайшего села, потому что иерея между ними не было. Между ними было совершенное равенство, но духовно преподобный Сергий был выше всех и сравняться с ним никто — ни в те, ни в последующие годы — не мог. По слову Спасителя — «кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк 10, 44) — Сергий служил братии, по выражению Епифания, «как раб купленный»: сооружал кельи, пек хлеб, готовил пищу, шил одежды, носил воду и исполнял другие работы. Ел он только хлеб и воду, мало спал.
Будучи основоположником нового иноческого пути, преподобный Сергий не изменил основному типу русского монашества, как он сложился в Киеве XI века, но в его облике проступают еще более утонченные и одухотворенные черты. Кротость, духовная ясность, величайшая простота являются основными чертами его духовного склада. При непрестанном труде мы нигде не видим поощрения суровости аскезы, нигде нет указаний на ношение вериг или истязание плоти, но лишь непрестанный радостный труд, как духовный, так и физический. Так из пустынника, созерцателя, Сергий вырастал в общественного деятеля и готовился неисповедимыми путями к роли государственной.
Вскоре в Радонежскую пустынь пришел игумен Митрофан и стал у них игуменом. Когда же он умер, то по общему желанию братии, желавшей иметь игуменом Сергия, и против своей воли преподобный пошел в Переяславль-Залесский к епископу Волынскому Афанасию, замещавшему тогда митрополита Алексия, который уехал в Константинополь, и просил его назначить другого настоятеля для монастыря. Однако епископ рукоположил Сергия в сан иеродиакона и иеромонаха, поставил игуменом его самого и завещал помнить слова апостола:
«Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15,1) и «Носите бремена друг друга и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6,2).
Братия пустыни радостно встретила своего нового игумена. Наставление Сергия для нее было просто и ясно. Он учил братию, как не ослабеть в подвигах, и просил помощи и снисхождения к себе. Приняв игуменство, Сергий ничего не изменил ни в обращении своем с братией, ни в своей труженической жизни, лишь принял большую ответственность. Он совершал ежедневно Божественную литургию, причем все необходимое для богослужения заготовлял сам: делал свечи, варил кутью, молол муку и пек просфоры — и никого к этому делу не допекал. Преподобный Сергий приходил в церковь первым и уходил последним, причем в церкви он никогда не позволяя себе прислониться к стене или сесть. В это время бесы опять стали искушать и устрашать Сергия, являясь ему под видом змей и других гадов, но он уже имел дар власти над нечистыми духами.
Долгое время в обители было 12 человек братии, но вскоре обитель расширилась. В качестве простого инока пришел к Сергию смоленский архимандрит Стефан с младшим сыном своим, двенадцатилетним Иоанном, которого преподобный постриг и дал ему имя Феодор. С тех пор многие и старые, и юные стали приходить к преподобному Сергию и отдаваться под его руководство. Преподобный с любовью принимал всех и сначала одевал в подрясник и приказывал исполнять какое-нибудь послушание; когда же инок привыкал к исполнению устава, то постригал его в мантию, а более совершенных — в схиму.
В управлении обителью Сергий соединял кротость со строгостью. Каждый вечер он обходил кельи и если заставал брата за молитвой, чтением или рукоделием, то радовался и молился за него. Если же слышал разговор, то, постучав в окно, шел далее. На другой же день призывал виновного, кроткими словами наводил его на признание своей вины — и кающегося с любовью прощал, а на упорных налагал епитимью.
Сергий Радонежский подавал братии пример трудолюбия и требовал от нее такой же суровой жизни, какую вел сам. Как бы в подтверждение этого правила мы находим следующий пример из жизни самого преподобного в те дни, когда в обители еще существовал порядок особножития.
Преподобный однажды три дня оставался без пищи, а на рассвете четвертого пришел к одному из своих учеников, у которого, как он знал, был запас хлеба, и сказал ему: «Слышал я, что ты хочешь пристроить сени к твоей келье, построю я тебе их, чтобы руки мои не были праздны». — «Весьма желаю сего, — отвечал ему Даниил, — и ожидаю древодела из села, но как поручить тебе дело, пожалуй, запросишь с меня дорого?» — «Работа эта недорого обойдется тебе, — возразил Сергий. — Мне вот хочется гнилого хлеба, а он у тебя есть, больше же сего с тебя не потребую». Даниил вынес ему решето с кусками гнилого хлеба, которого сам не мог есть, и сказал: «Вот, если хочешь, возьми, а больше не взыщи». — «Довольно мне сего с избытком, — сказал Сергий. — Но побереги до девятого часа, я не беру платы прежде работы». И, туго подтянувшись поясом, принялся за работу. До позднего вечера рубил, пилил, тесал и наконец окончил постройку. Старец Даниил снова вынес ему гнилые куски хлеба как условленную плату за целый день труда, тогда только Сергий стал есть заработанные им гнилые куски, запивая водой. Причем некоторые ученики из братии видели исходившую из уст его пыль от гнилого хлеба и изумлялись долготерпению своего наставника, не пожелавшего даже такую пищу принять без труда.
Подобный пример лучше всего укреплял не окрепших еще в подвиге самоотвержения. Эпизод этот очень характерен: с одной стороны, он ярко свидетельствует, насколько преподобный соблюдал установленные им правила — не просить подаяния, но пользоваться лишь плодами рук своих, трудом заработанными; с другой — в нем проступает вся природная кротость его, все великодушие его, ни одним словом не попрекнувшего черствого сердцем и расчетливого брата и ученика, и только потому, что черствость эта касалась лишь его самого. Принято называть подобные поступки Сергия смирением, но вернее объяснить их самоотречением.
В то время обитель была бедной: церковные сосуды были деревянные, ризы из крашенины, книги написаны на бересте, службы отправлялись при свете лучины. Но в бедном и скудно освещенном храме сами иноки горели любовью к Богу сильнее самых ярких свечей. Господь не оставлял Своей милостью Свою обитель, давал ей и хлеб и воду через преподобного Сергия. Сергий чудесным образом дал начало источнику чистой воды, который братия хотела было назвать Сергиевым, но он запретил.
Через 15 лет после возникновения Радонежской пустыни вокруг нее стали селиться крестьяне. Они стали вырубать лес и распахивать поля, помогать обители, и нищета ее исчезла навсегда.
В то время преподобного Сергия уже знали и в Иерусалиме, и в Константинополе, и на Святой горе Афонской. Об этом говорит ученик его Епифаний в «Житии Сергия Радонежского». С Афона пришел к преподобному Сергию старец Сергий Нуромский и отдал себя под его руководство. В это время патриарх Константинопольский Филофей прислал Сергию грамоту, в которой он написал так: «Все хорошо в твоем монастыре, но не хватает тебе только общежития!» — и благословлял его ввести эту форму монашеского жития, до тех пор неизвестную еще в этой местности России, Патриарх Филофей был ревностным учеником великого святителя Григория Паламы, архиепископа Солунского, который учил об Иисусовой молитве по образцу древних пустынножителей. И одобрение патриарха Филофея показывает, что эта молитва господствовала в Сергиевой пустыни. С тех пор в ней было введено общежитие: пища и одежда — все стало общее монастырское.
Тогда преподобный заповедал братии дела милосердия — заботиться о нищих, странниках, ухаживать за больными, обещав, что обитель будет стоять, пока эта заповедь будет исполняться. К тому времени провели мимо обители большую дорогу — и гостей в пустыни прибавилось. Путники, застревавшие в ней в зимнюю непогодь, подолгу жили в ней на полном ее содержании. Больные пользовались полным уходом. Князья заходили с большими отрядами войск. Находившимся в бедах преподобный помогал, убогих защищал, больных исцелял и даже воскрешал умерших.
Епифаний передает, как один человек, живший в окрестностях Троицкой обители, имел единственного сына и тот тяжко заболел. Отец, исполненный веры, понес его к преподобному. Но пока он изливал свои мольбы и Сергий готовился совершить молитву, отрок в жестоком припадке умер. Отец впал в отчаяние и даже стал упрекать преподобного, что вместо утешения скорбь его только умножилась, ибо лучше бы ему было умереть дома, по крайней мере, у него хотя бы вера не убавилась. Преподобный сжалился над несчастным отцом и, когда тот ушел за нужными вещами для погребения, встал на молитву о даровании жизни отроку, и тот ожил, увидя воскрешенного сына, счастливый отец в исступлении радости упал к ногам Сергия, со слезами благодаря его за совершенное чудо. Но преподобный стал убеждать его, что никакого чуда не было. «Прельщаешься, — говорил чудотворец, — и не знаешь сам, за что благодаришь. Когда ты нес больного, он изнемог от сильной стужи, тебе же показалось, что он умер; ныне же он согрелся у меня в келье, и припадок прошел. Но иди с миром домой и не разглашай никому о случившемся, чтобы тебе вовсе не лишиться сына».
Епифаний рассказывает еще два случая:
Один человек тяжко заболел, три недели не мог ни пить, ни есть и вовсе лишился сна. Родные его, потеряв всякую надежду на выздоровление, понесли больного в обитель к Сергию и положили к ногам его. Преподобный, помолившись, окропил его святой водою, и тот погрузился в глубокий и длительный сон. Проснувшись, он почувствовал себя совершенно здоровым и в первый раз вкусил пищу, которую предложил ему преподобный.
Другой случай с бесноватым знатным вельможею, жившим на берегах Волги, который, будучи связан, разрывал железные узы и скрывался от людей, живя среди диких зверей, пока его не находили домашние. Вельможу повезли насильно в обитель Сергия, ибо он и слышать не хотел о Сергии. Когда же его довезли до обители, он в ярости разбил свои узы, и вопли его были слышны внутри монастырской ограды. Когда Сергию сказали о том, то он приказал всем собраться в церковь и служить молебствие о болящем. Тогда бесноватый стал понемногу успокаиваться, и его могли подвести к церкви. Преподобный вышел к нему с крестом, и лишь только он осенил его и окропил святой водою, как больной с диким воплем «горю, горю» бросился в большую, накопившуюся от дождя лужу, но внезапно утих и стал совершенно здрав. Впоследствии он рассказывал, что, когда преподобный хотел осенить его крестом, он увидел нестерпимый пламень, исходивший от креста, который и охватил его всего, потому он и бросился в воду, чтобы не сгореть. Несколько дней провел он в обители и вернулся к себе с глубокою благодарностью к святому.
Конечно, такие исцеления и чудеса широко разносились по окрестностям, и в обитель к преподобному притекали со всех мест люди разного положения — от князей и бояр до простых и самых нищих. Есть указание, что первая богадельня в обители возникла при Сергии и, во всяком случае, он первый положил начало монастырской благотворительности. Как красноречиво выражается Епифаний, «рука Сергиева была простерта, яко река многоводная, тихая струями». Если кому случалось в зимнюю стужу быть задержанным в пути метелью и глубокими снегами, то в обители он находил пристанище и получал все необходимое; «странные же и нищие и болящие многие дни в ней отдыхали в полном довольствии и успокоении».
Другой рассказ о внезапной слепоте епископа Константинопольского, который хотя и много слышал о чудесах игумена Сергия, но не придавал этим слухам надлежащей веры. Случилось этому епископу быть в Москве по делам церкви, и он решил проверить сам эти слухи и посмотреть на него в обители. Обуреваемый сомнением и чувством самопревозношения, он говорил: «Может ли быть, чтобы в сих странах воссиял такой светильник, которому подивились бы и древние Отцы?» В таком настроении ума епископ прибыл в Троицкую обитель, но, уже приближаясь к обители, он стал ощущать некий непреодолимый страх и, когда взошел в монастырь и увидел Сергия, внезапно был поражен слепотою. Преподобный должен был взять его за руку, чтобы провести в келью свою. Пораженный епископ исповедал преподобному свое неверие и сомнение свое и недобрые о нем мысли и просил его об исцелении. Преподобный с молитвою прикоснулся к глазам его, и тот прозрел.
Конечно, случаев таких было множество. Так, по преданию тех же безымянных странников, братия утверждала, что около преподобного все оживало и даже злаки лучше росли. И не перечесть тех, кто в видениях и во снах получил совет и помощь преподобного в телесных и духовных нуждах своих. Преподобный Сергий всячески избегал славы человеческой, но тем не менее слава его возрастала: его почитали наравне с древними пророками. Иноки стремились спасаться под его руководством, и князья, и простолюдины хотели его увидеть. А в обители все было «худостно, нищенски, сиротински», как выразился один крестьянин, желавший увидеть прославленного игумена. Велико было его разочарование, когда ему показали святого старца, копавшего гряды, в худой, заплатанной одежде. В это время в обитель прибыл князь с многочисленной блестящей свитой и смиренно поклонился святому игумену в ноги. Пораженный виденным, богомолец вскоре вернулся в обитель, чтобы остаться в ней навсегда.
Прекрасно сказано у Ключевского:
«По последующей самостоятельной деятельности учеников преподобного Сергия видно, что под его воспитательным руководством лица не обезличивались, каждый оставался сам собою и, становясь на свое место, входил в состав сложного и стройного целого, как в мозаической иконе различные по величине и цвету камешки укладываются под рукою мастера в гармоническое, выразительное изображение».
Подтверждением этому служит введенный им впоследствии в обители порядок общежитийный, при котором каждый трудился не для себя только, но прежде всего для общей пользы. Так было заложено преподобным начало понимания сотрудничества. Порядок этот был введен им не только в Троицкой обители, но и во всех других, учрежденных им самим или его учениками. Можно сказать, что подвижническая жизнь Сергия, своим личным примером введшего в жизнь высокое нравственное учение, отметила Новую Эру в жизни Земли Русской. Благодаря широкому установлению им и учениками его новых обителей, школ суровой подвижнической жизни, сильно поднялась нравственность народа. Возникшие вокруг тихих монастырей-школ целые селения и посады постоянно имели перед собою неповторяемую школу высокого самоотречения и бескорыстного служения ближнему. Разве могла быть одержана победа над страшным врагом, если бы дух народа не был напитан огненной благодатью, исходившей во всей ее неисчерпаемости от его великого Наставника и Заступника?
С притоком некоторых средств, в особенности же с возрастающим числом братии, в жизнь обители проник и известный элемент разъединения, ибо братия состояла из людей различных по возрасту, состоянию, сословию и по духовному укладу. Но, вероятно, из-за введения общежития, неизвестного еще в той местности, среди братии возникло неудовольствие против преподобного, и среди недовольных первым был его брат Стефан.
В один субботний день сам преподобный служил и был в алтаре, Стефан же, брат его, стоял на клиросе. И вот преподобный слышит голос брата, резко выговаривающий канонарху за какой-то, по его мнению, непорядок в чинопоследовании. На ответ, что так правят службу по указанию самого игумена, Стефан запальчиво, в раздражении произнес: «Какой он игумен! не я ли старше его? не я ли основал место сие?» При этом произнес он и другие немирные слова, которые тоже услышал преподобный «и ина некая изрек, их же не лепо бе».
Дослужив всенощную, преподобный и виду не подал, что слышал, но в ту же ночь оставил монастырь. Трудно сказать, какая именно мысль побудила его по окончании вечерни тайно удалиться из монастыря. Игуменство с самого начала не привлекало его и скорее тяготило, но, зная всю ясность, все спокойствие и долготерпение его, невозможно предположить, чтобы поступок брата так повлиял на него, что он оставил обитель, чуть ли не собственноручно выстроенную им. Несомненно, более глубокие причины заставили его принять столь острое решение.
Он чувствовал, что тут не один Стефан, но многие среди братии недовольны им за введение общежития, за многие суровые правила жизни, и решил не разжигать страстей и предоставить иноков их совести. Вероятно, указание Свыше, всегда направлявшее его, и здесь подсказало ему это решение, ибо этим поступком он, с одной стороны, показал пример великого самоотречения, нежелание служить причиною раздора и явить хотя бы намек на стремление к власти, с другой же — как бы налагал новое испытание на свою духовную паству, чтобы тем ярче выявить негодных и отобрать лучший элемент, а также заложить еще один духовный очаг.
Кроткий Сергий ушел на реку Киржач, где и основал обитель в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Но в Радонежской пустыни без него жизнь стала расстраиваться, многие стали переходить на Киржач, и наконец братия через митрополита Алексия умолила преподобного вернуться и с радостью встретила его. А на Киржаче игуменом остался ученик его преподобный Роман. С тех пор мир и благочестие в пустыни преподобного Сергия не нарушались.
Так преподобный, известный своей величайшей кротостью и чуждый всякого насилия, изгнавший себя из монастыря, дабы не встать на пути изгонявших его, возвратился в обитель в новом облике всеми желанного, всеми возлюбленного Отца и Заступника. Сергий победил и достиг высшего, оставаясь верным своему основному правилу, что не насилие, но свобода и любовь побеждают.
Митрополит Алексий, опасаясь, что по кончине его наступит церковная смута, желал видеть своим преемником преподобного Сергия, но смиренный подвижник твердо отказался, говоря: «Прости мне, Владыко, от юности я не был златоносцем и в старости подобает мне быть в нищете». — «Знаю, что таково было всегда твое житие, — ответил митрополит, — но теперь яви послушание и прими от меня дар сей в благословение».
И сам возложил на преподобного крест. Инок понял инока, и святитель уже не настаивал. А по кончине его (1378) смута действительно настала и окончилась лишь со вступлением на всероссийский митрополичий престол святителя Киприана (1390—1406).
Велика заслуга Сергия Радонежского в деле свержения татарского ига. Он воодушевлял великого князя Дмитрия Ивановича на решительную борьбу с Золотой Ордой. Перед походом в степь навстречу Мамаю Дмитрий Иванович посетил Сергия в Троице-Сергиевом монастыре, где игумен благословил князя и предсказал победу над врагом. Победа была полной. Событие — одним из ярчайших в истории Руси.
Куликовская битва потрясла современников и потомков. Битве посвящены повести и сказания, исследования историков, памятники художественной прозы и поэзии, произведения изобразительного искусства, музыки. Людские потери в этом сражении сопоставимы с жертвами Хиросимы. По летописным данным, русское войско потеряло девять десятых из числа ушедших в поход, что превышало 200 000 человек. Потери противника были значительно больше...
Страшны были татары, но еще страшнее и губительнее для Земли Русской были все еще продолжавшиеся раздоры между князьями. Как известно, некоторые из них в своем противодействии укреплению Московского великого князя вступали даже в союз с врагами — татарами и литовцами. Преподобный Сергий содействовал объединению Руси, сосредоточению и укреплению государственной власти в руках одного сильного великого князя и умиротворению удельных князей. С этой целью он ездил в 1365 году в Нижний Новгород, а в 1385 году — к врагу великого князя, суровому князю Олегу Рязанскому, и своими кроткими и тихими речами растрогал его и убедил заключить вечный мир с Дмитрием Ивановичем. Великий князь часто приезжал к преподобному за благословением и советами. Преподобный Сергий скрепил подписью завещание великого князя, раз навсегда устанавливавшее порядок владения великим княжеством от отца к старшему сыну. А сподвижник Дмитрия Донского — серпуховский князь Владимир Андреевич Храбрый, во владениях которого находилась Радонежская пустынь, был духовным сыном преподобного Сергия и первый изо всех удельных князей признал великого князя своим государем.
За шесть месяцев до своей кончины преподобный Сергий поставил настоятелем молодого еще, но уже духовно опытного ученика своего Никона, а сам ушел в затвор, готовясь к кончине. В сентябре он заболел смертельным недугом. Ученики «благоговейно поддерживали его под руки, когда он в последний раз причащался Святых Христовых Тайн. Затем, воздев свои руки, он с молитвой предал Господу свою чистую душу 25 сентября 1392 года». Несказанное благоухание разлилось по келье. Лик праведника сиял небесным блаженством. Казалось, он уснул глубоким сном. Братия погребла его в обители Пресвятой Живоначальной Троицы.
Через 30 лет после своей кончины преподобный Сергий явился одному благочестивому человеку и сказал ему: «Возвести игумену и братии: зачем оставляют меня так долго под покровом земли во фобе, где вода окружает тело мое?» 5 июля 1422 года гроб преподобного Сергия был открыт, и не только святые мощи его были нетленными, но и одеяние его оказалось нетленным. Гроб был окружен водой, но святых мощей она не коснулась. Тогда преподобный Никон воздвиг ныне существующий Троицкий собор.
Память преподобного Сергия, игумена Радонежского, чудотворца, празднуется 25 сентября в день преставления, 5 июля в день обретения мощей, 23 мая вместе с Собором Ростово-Ярославских святых и 6 июля вместе с Собором Радонежских святых.
Преподобный Сергий Радонежский не оставил после себя писаний, но он безмолвно, примером своей жизни, учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере. В своем завещании братии преподобный сказал:
«Внимайте себе, братие. Прежде имейте страх Божий, чистоту душевную и любовь нелицемерную... »
СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО
Чтобы хоть в какой-то степени постичь феномен Сергия Радонежского как пророка, целителя и чудотворца, следует мысленно пройти его земной путь, постараться понять, что поддерживало Сергия в его духовном совершенствовании, к какому великому свету шел он с молодых лет до своей кончины и чего ради совершил непосильные обычному человеку подвиги. Обратимся к сохранившемуся свидетельству Епифания, ученика преподобного Сергия, первого его жизнеописателя.
Преподобный Сергий, в миру Варфоломей, был младшим сыном ростовских бояр Кирилла и Марии. Родился он в Ростове в 1314 или в 1320 году. Еще до рождения он удивлял родных чудесными явлениями.
Однажды во время Божественной литургии, когда мать носила его еще под сердцем, он трижды вскрикнул — перед чтением Евангелия, во время пения Херувимской и при возгласе «Святая святым». Мать его и все присутствовавшие бьли поражены ужасом. Будучи младенцем, он уже бьл постником. Когда мать его ела мясо, новорожденный не принимал молока, так что она перестала есть мясо, а в среды и пятницы она не ела совсем.
Предсказания и советы Святых старцев
© EDGARCAYSI.NAROD.RU